– Здесь есть еще один важный момент, думаю, что вам нужно его знать. Это задание, прямо хочу сказать, только на удачу. Как известно, военные разведки всегда сотрудничают между собой, в каких бы отношениях ни находились их страны. А в условиях войны этот контакт может быть особенным. Я говорю о контактах между абвером и нашей военной разведкой. – Петр напрягся, понимая, что сейчас будет произнесено самое главное. – Но контакт контакту рознь… У нас появилась информация о том, что некоторые люди из советской военной разведки, включая самые высшие чины, встали на путь предательства. По-другому, они готовят акцию устранения товарища Сталина! Хм, не без помощи немецкой разведки. Тем более что уже были предприняты подобные попытки. Вот если бы попасть в подобную группу… Тогда бы мы сумели высветить всех, кто готовит такие акции. Вот такая ваша задача.

– Задача не из легких.

– Никто не говорил, что задание будет легким. Но что поделаешь, кто-то должен заниматься и такими делами. У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Меня интересует уровень секретности проводимой операции.

Допив чай, Балмин отодвинул от себя кружку.

– Хорошо, что вы задали этот вопрос. А то, знаете ли, не люблю всякие недомолвки. Что я вам скажу… Уровень секретности – наивысший. О деталях предстоящей операции будут знать только три человека, включая меня и вас. И если что-нибудь случится, то вас будут считать предателем Родины.

– Понятно, – невесело протянул Петр.

– С этим нелегко смириться, понимаю… Но что поделаешь, так нужно! Работа у нас такая. Иначе утечки информации не избежать. Разумеется, никаких бумаг, никаких свидетелей. Будете действовать на свой страх и риск. Вам понятно?

Чай сделался невыносимо горьким. Пить его больше не хотелось.

– Так точно, товарищ комиссар третьего ранга!

– Не хотелось бы думать, что с нами что-нибудь случится. Все-таки и у меня, и у вас есть кое-какие планы на предстоящую жизнь. Но нужно учесть все варианты. В контрразведке случается всякое, да и коллеги из военной разведки могут существенно испортить нам жизнь. Если все пойдет именно так, как мы планируем, как только вы окажетесь в России, то напишите письмо вот по этому адресу. – Комиссар написал несколько слов на чистом листке бумаге. – Запомнили?

– Да.

– Мы вас тут же разыщем. Вы встретитесь вот с этим человеком. – Вытащив из кармана фотографию, он подал ее Герасимову. – Вы проинформируете его о ходе операции, – правый уголок рта комиссара чуть заметно дернулся в понимающей улыбке. – Вам он знаком?

Переборов неожиданное волнение, Герасимов сглотнул ком, подступивший к горлу.

– Так точно.

– В случае неприятностей, которые могут случиться с вами уже на территории Советского Союза… Короче, вы не должны раскрываться ни в коем случае. Кто бы и из какого ведомства вас ни допрашивал. Вам понятно?

– Да. – Герасимов отвечал коротко, собранно. Началась серьезная работа.

– Мы в свою очередь найдем способ, чтобы вас вытащить. Вы что-то хотели спросить?

– У кого-нибудь еще имеется аналогичное задание?

Немного помолчав, Балмин отвечал:

– Кроме вас, был еще один человек, который выполнял аналогичное задание, но недавно связь с ним прервалась. Его оперативный псевдоним – Племянник. У нас есть основания полагать, что он угодил в руки гестапо.

– Понимаю.

– Никому не доверять – это первое правило. Ни в лагерях, куда вы попадете, потому что они напичканы фашистскими агентами. Ни здесь! Я, конечно, далек от мысли, что немецкие шпионы работают у нас в каждом дивизионе. Все-таки сейчас не сорок первый год, когда немцы умудрялись внедрять свою агентуру даже на уровне рот и взводов… Но все-таки, чем черт не шутит! И еще… Всего, конечно, в этом деле не предусмотришь. Могут возникнуть самые разные ситуации. Но запомните: если какой-то человек в разговоре с вами или еще по какому поводу назовет число триста восемнадцать, повторяю: триста восемнадцать, то вы можете доверять этому человеку. Он из контрразведки. Триста восемнадцать! Запомнили?

– Запомнил, товарищ комиссар третьего ранга.

– Ну что ты заладил, товарищ комиссар третьего ранга да товарищ комиссар третьего ранга! Давай забудем на время про погоны. Можешь называть меня Геннадий Павлович.

От его прежней сухости не осталось и следа. Обыкновенный мужик, с которым можно поговорить обо всем. Вот только жаль, что такого случая как-то не представлялось.

– Хорошо, Геннадий Павлович, жалею, что не так часто мне придется вас так называть.

– Что поделаешь, служба у нас такая. Ну, давай простимся.

Поднявшись, Балмин сделал шаг навстречу. В какой-то момент Петру неловко было ощущать свой рост и силу – тщедушный комиссар третьего ранга едва дотягивал ему до плеча. Ну не сгибаться же в коленях!

Ладонь у Балмина была небольшой, но вот рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

Не сказав более ни слова, Петр вышел. В лицо ударил холодный ветер. Весна была уже где-то рядом. Оставалось только немного подождать.

С кем было жаль расставаться, так это с Ниной, медсестрой из соседнего батальона. На фронте жизнь течет куда стремительней, чем в тылу, а потому после короткого переглядывания и мимолетных улыбок дело закончилось тем, что он однажды отвел ее в лес и, прислонив спиной к шершавой березе, доказал, что настоящему чувству не помеха даже пятнадцатиградусный мороз.

В сущности, ничего особенного. Подобные скоротечные романы на войне обычное дело. Именно там, где свистят пули, как никогда остро начинаешь осознавать, что твое время отмерено. Спрессованное до мгновений, оно заставляет действовать решительно. Начинаешь задумываться о том, что, возможно, это последняя женская ласка в твоей жизни, и сам начинаешь любить с такой яростью и открытостью, на которые не отважился бы в мирную пору.

Женщина в отличие от мужчины наделена большей чувственностью, а потому даже самые неискушенные из них отдавались полюбившимся солдатикам со страстью, на которую были способны только, наверное, древнегреческие жрицы любви. Такая страсть в девчатах, не знавших до того даже целомудренного поцелуя, никого не удивляла. Женщины – чудные существа, созданные для любви, а потому каждый стремился урвать свой кусочек счастья.

Нина была как раз из таковых. Не требуя от мужчины какого-то особого внимания, то, чего обычно так ищут женщины в спокойное время, она довольствовалась лишь короткими встречами.

Запахнув шинель, Петр направился к себе в землянку. Расположенная в трехстах метрах от передовой, она воспринималась почти как глубокий тыл. Скрытая деревьями, она была вырыта на краю поляны, рядом – полевая кухня. Здесь практически невозможно было погибнуть от шальной пули, а от артиллерийского обстрела оберегал сосновый лес, густым частоколом вставший вокруг.

О встрече они условились накануне, когда случайно столкнулись на КП. Попридержав Петра за рукав, Нина шепнула, что в эту ночь ее соседка по землянке дежурит в штабе и поэтому никто не сумеет помешать их свиданию.

Позиция была затемнена, затянута маскировочной сеткой, укрыта ветками и присыпана хвоей. Ни один самолет-разведчик даже не заподозрит, что внизу разросся целый подземный город.

До землянки оставалось пройти каких-то сто метров, когда Петр почувствовал чье-то пристальное внимание. В этом не было ничего сверхъестественного, тренированное чутье разведчика всегда подскажет, что ты стал объектом внимания. Почувствовав всплеск неясной тревоги, Петр даже сумел определить, откуда именно и с какого расстояния его изучали.

Внутри похолодело: а что, если это враг? Ведь теперь он не просто разведчик, а суперсекретный агент с суперсложным заданием.

Но в следующую минуту он осознал, что опасность совершенно иного рода, чем фриц со «шмайсером». Сунув руку в карман, где всегда лежал заряженный «ТТ», Герасимов повернулся и тотчас понял, что не