стене лаз и скрылись. Сменил свою прежнюю фамилию на фамилию Комаров, оставив себе только свои имя и отчество. Вот с этой фамилией – Комаров – он и перешел линию фронта. Его объявили во Всесоюзный розыск, но искали совершенно другого человека, которого больше уже не существовало.

– Теперь я вижу, что он действительно уже подготовленный разведчик.

– И во всех трех случаях он сумел завоевать доверие женщин, которые и становились его соучастницами.

– Вы спрашивали его, почему он перешел к нам?

– Таврин рассказал, что у него всегда были нелады с Советской властью. Сказал, что где-то в лагерях погиб его отец.

– Вы этому верите?

– Возможно, что и вправду погиб. Чему я неохотно верю, так это в то, что при Советах ему было очень плохо. Из его рассказов мне известно, что он ездил к Черному морю и отдыхал там, что в России могут позволить себе только очень обеспеченные люди. То, что он перешел к нам, во многом объясняется случайностью. На фронте он встретил своего соседа, который знал его под настоящей фамилией. Его знакомый тут же доложил об этом своему командованию, а Таврину велели утром прибыть в особый отдел.

– Почему же его не забрали сразу? Что-то это не похоже на русских.

– Он уходил с группой в разведку. Потом отстал от группы, вышел на немецкие позиции и сдался первому же солдату.

– Что было дальше?

– Полевой полиции он рассказал, что он – сын царского полковника, очень зол на Советскую власть и поэтому перешел на сторону немцев. Дальше его направили на сборный пункт для военнопленных, сдавшихся добровольно, там он познакомился с нынешним заместителем Власова неким Жиленковым, который впоследствии и рекомендовал его для работы в СД.

– Этот Таврин не так прост.

– Так и должно быть, господин бригадефюрер. Если бы он был простым, то наша разведка им бы не заинтересовалась.

– Тоже верно, – согласился Вальтер Шелленберг. – Но я не желаю, чтобы здесь оставались какие-то неясности. Слишком крупная игра. С этим Жиленковым все в порядке?

– Я выяснил ситуацию, в июне сорок первого он был назначен членом военного совета Тридцать второй армии Западного фронта в звании бригадного генерала. Под Вязьмой попал в окружение и отдал приказ управлению штаба армии самостоятельно выходить на Вязьму. В октябре он был взят в плен, при пленении выдал себя за рядового красноармейца. Попал в сборный лагерь для военнопленных. До мая сорок второго года служил в качестве шофера-хиви в транспортной колонне двести пятьдесят второй пехотной дивизии под фамилией Варфоломеев. Был арестован по доносу. На допросе признался, что по званию он – генерал- лейтенант, и согласился служить рейху.

– Это не может быть какая-нибудь контрразведывательная операция русских? Они умеют играть в подобные игры.

– С этой стороны мы все тщательно проверили. Здесь все чисто. В России Жиленков уже объявлен врагом народа, а его жена арестована. Он даже написал брошюру «Первый день войны в Кремле», в которой было описано, насколько наше вторжение было неожиданным для Сталина и какой паралич власти испытало в то время руководство страны. Так что обратной дороги в Россию для него не существует. Сталин не прощает таких вещей.

– Первый раз вы беседовали с Тавриным в Берлине?

– Да. Когда после шталагеря он получил кратковременный отпуск.

– Получается, что террор он выбрал добровольно?

Ханц Грейфе едва улыбнулся:

– Это не совсем так. Мне пришлось обратиться за помощью к Жиленкову, у них сложились приятельские отношения. А потом, они одного возраста, так что в их отношениях барьеров не существовало. Я попросил его рекомендовать Таврину именно террор. На мой взгляд, он идеально подходит для этой деятельности. Хладнокровный, изобретательный, не страдает излишней одержимостью, что тоже очень важно в нашем деле. Правда, у него есть амбиции, но в меру. Именно на этом и пришлось сыграть. Жиленков посоветовал ему заняться террором и попросить нас, чтобы мы доверили ему устранение Сталина. Так что, когда он пришел со своим предложением об устранения Сталина, я только изобразил удивление.

– Что было потом?

– Мой принцип – поощрять инициативу. Именно она позволяет понять, на что человек способен. Я предложил ему расписать, как он видит саму акцию устранения Сталина, с учетом всех малейших деталей. И через несколько дней он принес мне подробный план, который и был взят за основу. Конечно, многое мы подкорректировали, но главное осталось.

– Значит, идея с радиоуправляемой бомбой его?

– Да, господин бригадефюрер, но мне кажется, что здесь поучаствовал и Жиленков. В свое время он руководил одним из районов Москвы и прекрасно осведомлен о привычках Сталина и традициях руководства страны. На каждую годовщину Октября Сталин приходит в Большой театр. Здесь под его ложей можно установить радиоуправляемую бомбу.

– А чья выдумка с «панцеркнакке»?

– Идея принадлежит Таврину. Только он предлагал сделать какой-нибудь стреляющий чемодан. Но человек с чемоданом или громоздкой сумкой вызывает подозрение. Его может остановить любой патруль и проверить, что находится в чемодане. Совсем другое дело, если устройство будет спрятано, например, в рукаве. Дальнейшее уже детали. В рукав можно вмонтировать ствол, который совершенно не будет заметен снаружи. Уверен, если он окажется поблизости от машины Сталина, то Таврину хватит хладнокровия, чтобы поразить ее одним выстрелом.

Шелленберг поднял руки.

– Вы меня убедили. Давайте остановимся на Таврине.

С высоты двухсот метров Дунай не выглядел столь уж широким. Где-то в закоулках души ворохнулось честолюбие: «А Волга-то пошире будет!»

И все-таки Дунай был красив, крепко стянутый по берегам холмами, поросшими хвойными лесами, он то ускорял течение в тех местах, где каменистые отроги подступали к самой воде, а то растекался привольно, когда выходил на равнину.

Берега ухоженные, на небольших ровных террасах вился виноград, а наверху холма, подавляя окрестности своим величием, возвышались развалины старинного замка. Петр Таврин невольно загляделся на величественные стены, взбиравшиеся по спирали к островерхой вершине.

– Когда-то здесь в плену содержался Ричард Львиное Сердце, – сообщил Грейфе. – Вы слышали эту легенду?

– Не приходилось.

– Во время Третьего крестового похода Ричард был захвачен в плен. Его оруженосец долгие годы обходил замок за замком, играя на свирели. И когда из этого замка отозвалась свирель хозяина, он понял, что Ричард Львиное Сердце заточен именно здесь.

На высоте двухсот метров было сравнительно прохладно, зато внизу, где стелились виноградники, царил самый настоящий зной.

Повернувшись к Ханцу Грейфе, Таврин спросил:

– Вы хотите сказать, что некоторые люди отличаются необыкновенной преданностью?

Оберштурмбаннфюрер рассмеялся:

– Вы меня не так поняли. Я просто хотел сказать, что здесь каждый камень дышит историей. Места красивые, и за многовековую историю находилось немало королей, которые хотели бы получить их в свое владение. Через эти места прошли и колонны римлян, и орды варваров. Бывали здесь и французы, и немцы. Знаете, австрийцы очень отличаются от них всех.

Оберштурмбаннфюрер Грейфе, заложив руки за спину, размеренно поднимался по асфальтовой