Кириллу приходилось: сложность их заключалась в том, что при запирании замок блокирует штырями целиком всю коробку, и, надо полагать, при двойном замке таких штырей будет не менее дюжины.

Нечего было и думать срезать петли на двери. Штыри с замком настолько плотно блокируют дверь, что способны выдержать даже ядерный удар.

Здесь следует придумать нечто кардинальное.

Фомич глянул на часы. До окончания обозначенного срока оставалось сорок минут. Даже если он попытается автогеном срезать петли, а вместе с ними и запоры, крепящие дверь к косяку, то на это уйдет не менее получаса. Этой прорвы времени вполне достаточно, чтобы его запомнил каждый жилец подъезда.

Снова громыхнул лифт.

Теперь его потащило куда-то вверх. Несмотря на неприглядный подъезд, дом выглядел вполне обитаемым, и жизнь в нем протекала весьма бурно.

Фомич еще раз осмотрел металлическую коробку. Крепка! Чего нельзя сказать о стенной кладке. Вытащив нож, он поколупал кирпич и убедился в том, что он успешно крошится. Несколько минут усиленной работы, и можно будет расковырять приличную дыру. Вот только жаль, что у него не хватит времени, чтобы пролезть в нее.

А вот это, кажется, выход!

Достав коловорот, он вкрутил большое сверло и, приладив его под косяк, принялся вращать. Сверло с сухим шуршанием влезало в кирпич каленым железом. На пол посыпалась красная пыль. Еще минута, и сверло провалилось. Оставалось только расширить отверстие, что можно сделать фомкой. Вогнав ломик в отверстие, Фомич расшатал раскрошившийся кирпич. Получилось небольшое отверстие, в которое можно сунуть три пальца, большего и не требовалось.

Теперь следует проделать такое же отверстие с другой стороны двери. Выбрав подходящее место, Кирилл Глушков воткнул сверло впритык к косяку и принялся усиленно вращать. Дело пошло побойчее. Уже через минуту образовалось небольшое отверстие. Теперь можно поработать и молотком. Стукнув несколько раз, Фомич расширил дыру. Через нее просматривалась просторная прихожая: сразу напротив – трюмо, на котором, будто бы лесное озеро, сверкнуло зеркальное полотно; подле виднелась бамбуковая стойка, где висело кожаное пальто и шляпа. Кирилл невольно хмыкнул – за такой дверью могло находиться что-нибудь посущественнее.

– Вижу, что парень он вправду весьма смышленый. Даже собаку сумел укротить. – Широко улыбнувшись, продолжил с ехидцей: – После холодильника ей придется в горячей ванне долго отмокать, иначе сдохнет, зараза! Но в этот раз дверь будет куда покрепче. Думаю, ему не одолеть.

– Уверен, что он справился, – убежденно заверил Николай Григорьев.

– Я бы не разделял твоего оптимизма, – с сомнением протянул Валерий Нестерович, наблюдая за тем, как Фомич разглядывает дверь. – Сейчас он даже не знает, что делать с этой броней.

– Наверняка что-нибудь придумает. Он прирожденный домушник.

– Эту дверь можно взломать?

– Взломать ее невозможно, – согласился Григорьев. – Поверхность двери покрыта титановыми пластинами, а косяки выполнены из дамасской стали. Но, как мы знаем, невозможного не существует, нужно только время для того, чтобы найти правильное решение.

– На этот раз у него его нет.

Шеф выкуривал уже третью сигарету.

Григорьев не помнил, чтобы босс столь расточительно относился к собственному здоровью. Неспортивный режим можно было списать на занимательное зрелище, происходившее в реальном времени, исход которого предугадать было невозможно, а потому смотрелось оно лучше всякого остросюжетного детектива.

Фомич взял коловорот.

В ответ патрон стряхнул пепел в коробок спичек и удивленно поинтересовался у помощника, продолжавшего стоять за его спиной:

– Неужели он собирается просверлить титановую дверь?

– Вряд ли, – не согласился Григорьев. – Он слишком умен для этого.

Кирилл, не теряя времени, уже вгрызался могучим сверлом в каменную кладку. Зубы крепко стиснуты, лицо искажено в злобной гримасе.

– Он хочет проникнуть в квартиру через стену? – удивленно предположил шеф, посмотрев на помощника.

Григорьев отрицательно покачал головой:

– Не думаю, для этого у него просто не хватит времени.

– Чего же это он придумал? Теперь сверлит стену с другой стороны от двери. Забавно!

Открыв чемоданчик, Кирилл Глушков извлек длинный стальной трос, скрученный в гибкий моток. Размотав его, он ловко просунул один конец в образовавшуюся дыру, затем принялся усиленно проталкивать его, пока, наконец, не увидел его в другом отверстии. Подцепив трос крючком, он вытащил его наружу, после чего соединил между собой два конца крепким узлом.

– Что он собирается делать? – недоуменно протянул Валерий Нестерович.

Григорьев довольно улыбнулся: назревало нестандартное решение.

– Мне бы тоже хотелось это знать.

Глушков глубоко вздохнул: наступал самый ответственный этап операции, трос следовало протолкнуть таким образом, чтобы он вышел точно с противоположной стороны двери.

Быстро размотав трос, Кирилл сунул его в дыру. Провиснув над полом, трос шаркнул по внутренней обшивке металлической двери и устремился точнехонько в сторону просверленного отверстия. Потихонечку, стараясь не сбить указанное направление, Кирилл проталкивал трос сантиметр за сантиметром. Чертыхнулся разок, когда трос уперся в металлическую пластинку, и облегченно вздохнул, когда конец, изогнувшись, распрямился вновь. Еще немного старания и чуток ловкости. Фомич протолкнул трос дальше – вот теперь он не сорвется! Вытащив его наружу крючком, он крепко связал концы между собой.

Лифт совершал очередной круиз с первого этажа на девятый, откуда вновь возвращался на первый. Кроме лязганья тросов, что поддерживали кабину лифта, ничего более не слыхать. Закрутив между собой выступающие концы, Кирилл нажал на кнопку вызова лифта. Кабина отреагировала немедленно – наверху что-то щелкнуло, а потом загудело – лифт пошел!

Остановившись на этаже, лифт гостеприимно распахнул дверцы кабины. Сняв куртку, Фомич бросил ее между дверей, затем взял связанные между собой концы троса и, дотянувшись до крыши лифта, закрепил их на цепях. Убедившись в прочности, поднял куртку и нажал на кнопку первого этажа.

Дверцы захлопнулись, и лифт покатил вниз, потянув за собой прицепленный трос. В какой-то момент кабина лифта дернулась, будто бы в недоумении (что бы это могло значить?). Напрягаясь, мотор загудел неистовей. Треснула кирпичная стена, и бронированная дверь, раскидывая во все стороны кирпичи и вырывая косяк вместе со штырями, устремилась следом за тросом.

С грохотом, ударившись о шахту лифта, дверь опрокинулась на мозаичный пол, раскрошив его в мраморные крошки. Выстрелом лопнул металлический трос и, разбахромившись, подлетел высоко вверх, поцарапав колючим хвостом потертую штукатурку. А лифт, набирая разгон, устремился далее на первый этаж.

Фомич удовлетворенно хмыкнул, посмотрев на дверной проем, – это называется вырвать с корнем. Там, где еще минуту назад стояла дверь, теперь зияла огромная пробоина с вывороченной стеной. Через нее просматривалась прихожая, заваленная битым кирпичом и толстым слоем штукатурки. Трюмо было разбито, а его осколки, разбросанные по коридору, были покрыты таким слоем пыли, как если бы пролежали здесь, по крайней мере, половину столетия.

Каким-то чудом, придавленный крепежом, в уголке трюмо продолжал держаться последний кусочек стекла, чем-то неуловимым напоминая Фомичу лешего, – столь же рогатый! А через щель между