Помощник понимающе кивнул, похоже, что он ожидал подобного вопроса.

– Я наводил справки о Коробове. По моим данным, он и сам неравнодушен к этой особе.

Губы Лаврентия Павловича чуть дрогнули. Значит, так оно и было – в словах Георгия он не сомневался.

– Выходит, что они бабу не поделили? – уточнил Берия.

– Получается, что так.

– Какое наказание грозит Куприянову?

Георгий пожал крепкими плечами – кто об этом знает лучше, чем сам народный комиссар? После некоторой паузы он произнес:

– Как решит трибунал. Штрафбат, наверное.

Берия глубоко задумался. Взгляд его упал на папку в синей обложке, на которой был проставлен гриф «Совершенно секретно». А ниже красными печатными буквами выведено: «Тигровый глаз», – название операции по поставке драгоценных камней по ленд-лизу. Дело непростое, доверить его можно только человеку подготовленному, знающему специфику оперативной работы, с обостренной оперативной восприимчивостью. Ставки большие, на кон поставлены сто сорок девять боевых кораблей. Если кому и можно было доверить такое дело, так это такому человеку, как Куприянов. Хотя бы потому, что он сумел один расстрелять четырех опытных диверсантов. Одного умения стрелять здесь явно недостаточно. Должна быть еще и отменная реакция, умение мыслить предельно четко в нестандартной боевой обстановке, а главное, интуитивно ощущать потенциального противника, просчитывать каждое его движение. Интуиция – вещь трудно вырабатываемая, тут все идет от природы. Нелогично было бы столь ценный человеческий материал отправлять в штрафбат, на заведомую смерть.

Пусть еще послужит!

– Этот Куприянов был подполковником? – задумчиво спросил Берия.

– Так точно, Лаврентий Павлович.

– Звание вернуть мы ему не сумеем, – сделал Берия заключение после затянувшейся паузы. – Не хотелось бы ссориться с военной контрразведкой. Но вот спасти его вполне в наших силах. Мы его задействуем в операции «Тигровый глаз», которую курирует Ставка. – Улыбнувшись, он добавил: – Итак, для спецгруппы подобрано два человека, осталось найти третьего.

– А кто же будет второй? – удивленно спросил полковник.

– Коробов! – с улыбкой сказал Берия. В умных глазах помощника промелькнуло удивление. – Связка получится что надо. Будут внимательно присматривать друг за другом.

– Коробова могут не отпустить, – мягко возразил Георгий. – Он ценный работник. Начальник контрразведки очень ревностно относится к назначению своих людей.

– Ему придется смириться с этим, – сухо отозвался Берия, подумав о предоставленных ему полномочиях. Он не упускал случая, чтобы щелкнуть Абакумова по носу. – Операция очень серьезная, связана с переправкой огромных ценностей за границу. Так что без человека из контрразведки тут никак не обойтись.

Офицерскую шинель Куприянов снимать не стал. Не пожелал отпарывать и погоны старшего офицера, выдернув только из них звезды. Как бы пробуя металл на вес, он слегка подбросил их на ладони. Поначалу Степан хотел зашвырнуть звезды куда-нибудь в кусты, но потом остыл и решил сохранить их на память.

Не без досады он вспомнил свой вчерашний разговор с начальником Крымского управления НКГБ, который, как бы чувствуя свою вину, старался разговаривать с ним как можно мягче.

– Я пытался тебя защитить, – сокрушенно сказал он.

– Мне это известно, – спокойно отреагировал Куприянов.

– Я говорил им, что произошло недоразумение… Но вот видишь, они ко мне не прислушались. – Пожав плечами, он признал: – У них там происходит какая-то своя оперативная игра. Ты же знаешь «Смерш». Я и сам многого не понимаю из того, что происходит. Знаешь, могло быть и похуже. Откровенно тебе говорю, – приложил он к груди широкую ладонь. – Ты даже не представляешь, какие силы были задействованы на твое освобождение. Ладно, хоть от штрафбата отмазали!

Куприянов верил ему и без театральных жестов. Любому разведчику известно, что в военное время люди бесследно исчезают и за куда меньшие проступки. А тут вон как повернули! Отношение к начальнику у Степана поменялось в лучшую сторону, а ведь еще какую-то неделю назад тот держался с ним подчеркнуто сухо и официально.

Сейчас, когда его общества стали сторониться многие сослуживцы и большинство прежних приятелей, опасаясь, что опала и разжалование, подобно проказе, могут передаваться через рукопожатие, начальник пригласил к себе в кабинет только что освобожденного из-под ареста сотрудника и по-свойски завел с ним разговор.

– Я все это понимаю, – согласно кивнул Куприянов. – Спасибо.

Разговор начинал тяготить его. Не радовало ни любезно-сдержанное отношение, ни крепкий чай с пирогами, а сочувственный тон и вовсе раздражал.

– Да брось!.. Главное, не отчаивайся, – продолжал успокаивать его генерал-майор. – Я еще за тебя поборюсь.

– Мне надо идти, товарищ генерал.

– Куда-то торопишься?

– Через час мне надо быть в штабе контрразведки.

Полковник насторожился.

– И зачем они тебя вызывают?

– Не знаю.

Поднявшись, начальник сказал:

– Ладно, я все понимаю. Конечно, я не так хотел с тобой проститься. Посидели бы еще немного, выпили по маленькой. Но что поделаешь… Ты на меня не в обиде? Знаешь, иногда я бывал с тобой резковат.

Куприянов улыбнулся.

– Я такого не помню.

– Что поделаешь, служба у нас такая.

Куприянов поднялся. Генерал-майор был ниже его на полголовы, и Степан имел возможность рассмотреть его посветлевшую макушку. Странное дело, но на темечке у этого человека было два завитка, закручивающихся в противоположные стороны. Причем на одном из них волосы были совершенно седые и, завиваясь, как будто бы разбрасывали по макушке белые нити. А вот на другом – темно-коричневые с черными кончиками. Мужик симпатичный, обычно бабы от таких млеют.

– Если чем-нибудь обидел, не обессудь. Не со зла!

Куприянов растрогался.

– Все в порядке, Игорь Витальевич, – впервые обратился он по имени к генерал-майору. – Жаль расставаться.

– Мне тоже. – Попридержав Куприянова слегка за плечи, начальник продолжил: – Не знаю, как тебе сказать, а потому скажу, как уж оно есть. Возможно, дело бы как-то и рассосалось, но в нем замешан Коробов. Сам знаешь, там, где он появляется, обязательно случаются какие-нибудь неприятности. – Лицо Степана мгновенно посуровело. – Это с его подачи.

– Понятно, – протянул Куприянов с некоторой ноткой обреченности.

– Даже не могу предположить, за что это он вдруг на тебя взъелся.

– Бабу не поделили, – почти весело отозвался Куприянов. Трудно было понять, то ли шутит разжалованный подполковник, то ли говорит всерьез. – Пойду я, товарищ генерал-майор.

– Удачи тебе.