устройств.

— У нас старые связи с этим рестораном. Я питаю к нему необъяснимую слабость, возможно, из-за его истории. Поэтому порой здесь обедаю, — сказал Куртьё.

Когда я сообщил, что, по переданным мне сведениям, в Солони есть предатель и это — Мари, Поль нахмурился.

— Что-то здесь не так! — сказал он. — Я не собираюсь утверждать, что не ошибаюсь в людях, но в Мари я верю. Она влюбчива, непостоянна в любви, однако по своей натуре не очень подходит для роли предательницы. Впрочем, — он нахмурился, словно споткнулся о какую-то мысль, — разберемся.

Мне тоже хотелось верить, что синеглазая брюнетка, которая одним своим присутствием создавала жизнерадостную атмосферу в нашем клубе, не может быть предательницей. Я так и сказал об этом Полю. Он рассмеялся:

— Хочешь, Виктор, мы вместе с тобой выясним, в чем тут дело? И безо всяких детекторов лжи.

— Я готов, профессор.

Обед прошел отлично. Холодные и горячие лангусты были превосходны. Куртьё внимательно слушал меня и добавлял к моему рассказу массу интересных или смешных деталей о Непале, Индии и Японии. Знал он эти страны прекрасно. Однако финал нашей встречи был совершенно неожиданным.

Мы уже вышли из ресторана и я попрощался с Полем на лужайке перед зданием, когда к ресторану медленно подъехал длинный, с тремя дверцами, «мерседес». На заднем сиденье восседал какой-то солидный благообразный тип, по виду — не меньше чем генеральный директор крупной фирмы. Спереди рядом с шофером сидел молодой человек, похожий на секретаря генерального директора. Поль в это время подошел к своей машине, возле которой стояли два охранника, и взялся за ручку двери.

Внезапно я увидел, как стекла в окнах «мерседеса» поползли вниз и в руках у «генерального директора» и «секретаря» оказались автоматы.

Готов поклясться, что охранники Куртьё не успели сделать ни одного движения, сам я не успел крикнуть, а автоматы вдруг исчезли и люди, находившиеся в «мерседесе», поникли и стали заваливаться на сиденья. «Мерседес», тихо урча, въехал на газон и уткнулся в дерево.

Поль между тем как ни в чем не бывало сел в свой автомобиль и уехал. Я же, как и намеревался, пошел пешком вверх по Елисейским Полям к гостинице «Калифорния». Правда, я все же успел заметить в дверях ресторана физиономию одного из наших охранников, державшего в руках стереофонический магнитофон «Филипс». По всей видимости, это был замаскированный излучатель, поразивший бандитов.

Потрясенный увиденной сценой, я подумал, что дела становятся весьма серьезными, если наши противники решились на убийство Куртьё. Только кто дал приказ его убить? Могущественная фирма «Грейт пасифик энд атлантик ойл»? Или это инициатива гангстеров, обозленных аварией автокрана и вертолета? Впрочем, могущественные фирмы сами не организовывают убийств. Обычно с такими делами они обращаются за помощью к «своим людям» в разведывательных организациях. Те тоже не пачкают рук кровью, а просят об «услуге» какой-нибудь гангстерский синдикат… Мне иногда кажется, что пожелай разведки и контрразведки главных западных стран покончить с мафией — и от гангстерских синдикатов остались бы одни воспоминания. Но мафия кое-кому нужна для политических дел, особенно со времен второй мировой войны… Вот и держат ее, как злого пса, услугами которого порой приходится пользоваться. Ну а то, что этот пес кого-нибудь время от времени загрызет — уже «издержки производства», то бишь политического бизнеса.

Я успел пройти только половину Елисейских Полей, когда из остановившейся рядом автомашины вышел один из наших охранников.

— Простите, мсье Виктор, — сказал он. — В связи с покушением на профессора дано указание отвезти вас вместо гостиницы на конспиративную квартиру, где вы проживете несколько дней, необходимых вам, чтобы закончить все дела в Париже. Ваши вещи будут туда доставлены.

И мы поехали в потайное убежище, находившееся неподалеку от Восточного вокзала на одной из самых своеобразных торговых улочек Парижа — Рю де паради,29 где исстари скопилось огромное число магазинчиков, продающих хрусталь, фарфор и стекло.

Меня слегка загримировали. Кроме того, мне предложили одежду, принципиально отличавшуюся от нравившихся мне фасонов. Поскольку в зеркале я себя не узнавал, то уже через день решил пройтись по стекольным магазинам и, налюбовавшись баккарой, лиможским фарфором и богемским хрусталем, купил для Жаклин великолепную дымчатую вазу из мозерского стекла оригинальной формы. Я знал, что Жаклин в Париже, у родителей, и ваза была хорошим предлогом познакомиться с ними.

Через три дня, посетив необходимые лаборатории и освободившись от дел, я позвонил на квартиру Жаклин. К телефону подошла ее мать. Представившись по всей форме, я попросил позвать Жаклин.

— Она придет через час, — сказала женщина, которую я заочно очень хотел видеть своей будущей тещей.

— Тогда разрешите мне заехать к вам сейчас. У меня для вас есть посылки, — неожиданно для себя выпалил я.

— Пожалуйста, Виктор. Жаклин будет рада вас видеть. Она много рассказывала о вас…

— Это уже хуже. А вдруг я вас разочарую?

— Постарайтесь этого не делать. К тому же моя дочь не будет дружить с плохим человеком… Ей вообще-то очень не просто угодить. Так что крепитесь и старайтесь сохранять форму. Я вас жду.

Когда она повесила трубку, я начал размышлять, что значит «сохранять форму».

Может быть, не разочаровывать в будущем ту, которую я люблю? Жаклин мне как-то говорила, что не выносит мужчин, опустившихся после свадьбы или нескольких лет семейной жизни, что терпеть не может мужчину в сочетании с домашним халатом и диваном. Мне по складу моего характера вроде бы это не угрожало. По крайней мере в ближайшие тридцать лет жизни.

Продолжая рассуждать про себя о том, что же все-таки означает «сохранять форму», я тем временем разгримировался, облачился в нормальный костюм и снес в машину тибетский коврик с драконами, безделушки из восточной бронзы, бирюзу, китайское «королевское желе», мумиё и мозерскую вазу и, внутренне насмехаясь над своими буржуазными замашками, поехал к Люксембургскому саду, неподалеку от которого жили родители Жаклин.

Тащить все подарки незнакомым людям я все-таки постеснялся и, прихватив только мумиё, маточкино молочко и бирюзу (удобные темы для разговоров), нажал на кнопку звонка у входной двери. Из динамика женский голос спросил: «Кто там?» Я ответил, и короткое жужжание возвестило, что замок открылся. Дом был прошлого века с мраморным парадным, великолепной широкой лестницей и маленьким старинным лифтом, в котором с трудом могли уместиться три человека.

Дверь квартиры открыла симпатичная блондинка лет сорока пяти, покроем своего белого костюма походившая больше на англичанку из высшего общества 30-х годов, чем на современную парижанку. Лицом она была похожа на Жаклин (правильнее было бы сказать — Жаклин походила на нее), и я сразу понял, что моя невеста и в пожилом возрасте будет красивой и сохранит хорошую фигуру.

— Здравствуйте, мсье Виктор, — приветливо сказала хозяйка квартиры, — входите. Жаклин скоро придет. А меня зовут Иветт.

Меня сразу же провели в гостиную, мебель которой состояла из большого письменного стола, нескольких глубоких кресел и множества книжных шкафов со стеклянными дверцами. В глаза бросились красные с золотом этзелевские тома с произведениями Жюля Верна. Изображение маяка на верху корешка обложки свидетельствовало, что это были самые первые издания великого фантаста.

— У вас что, все первые издания Жюля Верна? — не удержался я от вопроса.

— Все, — улыбаясь, ответила хозяйка. — Это муж собрал полную коллекцию. Он большой поклонник и знаток Жюля Верна. Я иногда поддразниваю его: говорю, что возьму какой-нибудь том и сменяю на новый автомобиль. Некоторые тома первого издания Верна очень дорогие — стоят почти столько же, сколько и автомобиль… Присаживайтесь! Что вы хотите? Виски, мартини, вино, коньяк, пепси-колу, кофе?

— Прекрасный способ испытать молодого человека! — рассмеялся я. — Заодно всегда можно определить, алкоголик он или наркоман. Если можно, чаю!

— Ну, что вы! — обезоруживающе улыбнулась хозяйка. — В наше время, к сожалению, мужчин,