черные брови, черные завораживающие глаза, алые, как маковый цветок, губы, округлые плечи. Если бы не рабское прошлое, то она не знала бы себе соперниц…
Актис вздохнула и принялась рассматривать содержимое баночек, склянок и мешочков. Там находились различные средства, которыми пользуются римские женщины, чтобы выглядеть красивее, чем они есть. Её заинтересовала небольшая шкатулка, выглядевшая по сравнению с другими простой безделушкой. Когда Актис открыла ее, то перед ней предстал цветной портрет курчавого малыша, выполненный на глиняной дощечке. Актис даже не стала брать в руки такую хрупкую вещь, боясь, что она вот-вот развалится, и лишь смотрела, как со дна шкатулки на нее глядит краснощекий мальчуган. Наконец она закрыла шкатулку и встала. Не зная, чем занять себя, она, как и Клодий, плохо спала в эту ночь, и поэтому легла в постель. Очень быстро прикрылись глаза, и не в силах бороться с усталостью, Актис заснула. Бебия несколько раз заглядывала к ней, но, видя, что невеста сына безмятежно спит, уходила. А Клодий тем временем вместе с Педанием Секундом возлежал в триклинии и вел застольную беседу. Он был задумчив, и даже вино и шутки претора не сгоняли грусть с его лица. «Скорей бы покончить со всеми хлопотами и уехать в Британию» — думал он.
Настал день свадьбы, совпавший со временем, которое испокон веков почитается благоприятным для рода Клодиев. Были отосланы приглашения на обряд бракосочетания друзьям и знакомым семьи, а также некоторым влиятельным людям в империи. Но благомыслящие отцы семейств не приняли приглашения от молодого патриция, осмелившегося сыграть свадьбу с рабыней. Лишь те, кто принял правила игры, предложенные жизнью развращенного общества, посчитали, что Клодий просто-напросто устраивает шутовское представление, и поспешили в дом жениха. Клодий решил провести свадьбу, как и подобает патрицию, переселившись для этого в другой дом, Актис оставили в доме Бебии.
Рано утром к Актис вошла в комнату рабыня и сказала, что госпожа Бебия просит поторопиться. Актис быстро встала с постели и уже собиралась надеть палию, но служанка остановила ее:
— Надо принять в этот день свадебную ванну, и вам ни к чему одеваться. Идите за мной.
Две рабыни помогли Актис при принятии ванны, и когда новобрачная, причесанная и облаченная в тунику, завязала пояс на талии, Бебия слегка удивилась. Актис знала, как нужно было подпоясывать свадебное платье.
На невесту накинули оранжевый шлейф, покрывавший ее лицо и волосы, и обули в кожаные сапожки, которые были тоже оранжевого цвета.
Клодий пришел в дом к своей невесте вместе с каким-то человеком. Незнакомец был в тоге с пурпурной каймой и обритый наголо. Это был жрец-авгур, занимавшийся гаданием по полету птиц. После обмена приветствиями, Бебия спросила:
— Ну, как прошли ауспиции? Благоприятны ли твои вести, Муран?
Жрец поклонился Бебии и сказал:
— Я, как посланник авгуров, говорю, что крик петуха предвещает утреннюю зарю, с которой начнется счастливая жизнь новобрачных. Карканье вороны подсказывает мне, что не все спокойно на душе жениха и тревожно на сердце у невесты, но это и понятно, они в первый раз в жизни вступают в брак, уханье совы предупреждает Клодия и Актис, что впереди их ждут суровые испытания. Это будет так, ибо выпустили мы в небо ястреба и орла, и что вы думаете? Ястреб камнем полетел к земле, и чуть было не разбился, а орел взмыл под самые облака и долго парил в небе. Дорогая Бебия, брак между твоим сыном и Актис будет нелегок, но, в конце концов, новобрачные обретут счастье друг с другом и у них родится сын. Ты хочешь спросить у меня, откуда я это знаю. Так сегодня утром, как только первые лучи солнца коснулись яиц, по которым мы тоже производим гадания, на свет вылез крохотный цыпленок. Вот так Бебия! Будет тебе в скором времени внук.
Бебия улыбнулась и, заплатив жрецу несколько динариев, проводила его до улицы. Когда она вернулась в дом, Клодий сидел в задумчивости в гостиной.
— А где моя невеста, мама? — спросил молодой патриций.
— Ее снаряжают, сынок. Ох, и трудно мне было подыскать ей дружку. Не возьмешь же для этой цели рабыню. Все же, я подыскала одну, зовут Ульпия, и та дала согласие. Один раз она была замужем, но это не нарушает наши обычаи. А я то думала, сынок, — заговорщически зашептала Бебия, — что Актис мало чего смыслит в жизни, а она, хотя и молода еще, но умеет практически все, что должна знать римлянка.
На лице Клодия появилась легкая усмешка.
— Значит, выбор удачен! Спасибо, мама!
— Ох, и непутевый ты у меня. А что скажут люди? Любой прохожий теперь будет надо мной насмехаться. Скажут, ну как Бебия, поживает твой сынок. А что я им отвечу?
— Пошли их к Орку, мама. Им-то, какое дело до этого. Ты будешь жить в другом доме. Тебя мало кто там потревожит. А я вот скоро уеду служить и возьму с собой жену.
Бебия даже рот открыла.
— Что ты говоришь, сынок? Как же так! Если уж не захотел жениться на знатной римлянке, то не забирай тогда Актис. Может быть, она будет напоминать о тебе, сынок!
Клодий обнял мать и прижал ее голову к груди.
— Мне нельзя без жены. Не могу же я приводить каждый день в палатку наложниц.
Бебия всхлипнула, и, утерев кулачком слезы на лице, сказала:
— Хорошо, хорошо, сынок. Что я говорю, старуха? Ты прав, ты прав. Будь, по-твоему. Я не буду больше докучать тебя своими советами. Решай сам.
И Бебия, покинув сына, поспешила к Актис. Время таяло, как весенний снег, а нужно было еще в полдень принести очистительную жертву.
Актис в белой тунике, и перепоясанная брачным ремешком, вышла из комнаты, где ее одевали к свадьбе четыре рабыни. Рядом с невестой шла Ульпия, высокая женщина с густыми черными волосами, сплетенными в две косы. Она выполняла роль посланницы Юноны и держала в руках изображение жены Юпитера. Когда Клодий, тоже одетый в белую тунику, подошел к невесте, то Ульпия соединила правые руки новобрачных. Колец тогда еще не было и лишь прикосновение ладоней делало Актис и Клодия обрученными. Тут же находился человек среднего роста, с благодушным, краснощеким лицом, с маленькими, словно пуговицы глазами и толстущими губами. Это был писарь, который пригласил молодых поставить свои подписи на брачном контракте. После того, как Актис и Клодий расписались, нужно было десятерым свидетелям сделать то же самое. К Актис подошла Ульпия и надела на нее свадебное покрывало. Так знатнейший римлянин был обручен с бывшей рабыней, родом из Греции.
К новобрачным подошел жрец храма Юноны, — мужчина лет сорока с черной, коротко постриженной бородой. На груди у него висело ожерелье из кораллов. Жрец встал перед обрученными и сказал:
— Богиня Юнона соединяет вас, друзья мои, и обещает ограждать вас от всех напастей, которые подстерегают вас в супружеской жизни. Отныне ты Клодий и ты Актис объявляетесь мужем и женой, любите друг друга, да пусть боги даруют вам вечную молодость. А теперь настал черед преподнести дары великой Юноне.
Когда жрец закончил свою речь, к Клодию и Актис стали подходить домочадцы и желать счастья и здоровья новоиспеченной семье. Друзья и знакомые при подписании брачного контракта не присутствовали. Они придут лишь вечером, когда Клодий поведет жену в свой дом. Вот тогда-то и наступит веселье. А теперь надо было соблюдать официальную часть, без которой брачные узы были бы недействительными, и поэтому Клодия и Актис окружал лишь узкий круг людей.
Высокорослый нубиец, ранее исполнявший роль скорохода при доме Петрония Леонида, но после того, как он повредил ноги, оставленный в качестве камердинера, открыл железную дверь, ведущую в комнату, где находился алтарь богов.
Два раба принесли туда павлина, зажав ему крылья и голову, но птица то и дело выглядывала из-под рук, державших ее, и освободила бессмысленным взором собравшуюся публику, не в силах понять свое предназначение. Затем проследовали еще два раба. Они тащили огромного белого гуся. Гусь лежал спокойно и даже не делал попытки взмахнуть крыльями и убежать из плена. Перед этим птиц напоили снотворной водой. На гуся это снадобье подействовало быстрее, чем на павлина. И еще один раб вошел в комнату, где проводились жертвоприношения. Он нес амфору с вином и сгибался под ее тяжестью. Жертвенное возлияние было необходимой процедурой. Боги тоже иногда не прочь выпить хорошего вина.
