посмотрел вверх, и пульс его учащенно забился. По тропинке легкой походкой охотника, не задевая ни одного камня, спускался высокий худой человек.
Он узнал Реба Климрода.
— Прежде всего — шахты, — сказал Реб.
Он разложил на капоте свою штабную карту, и Тудор Ангел сразу же обратил внимание на бесконечное множество нарисованных на ней крестиков, кружков, черточек и треугольничков.
«Приглядитесь, Тудор!» Он наклонился и заметил, что рядом с прежними знаками появились другие: квадратики и подчеркнутые буквы.
— Тудор, крестики обозначают «Лавлок», кружки — «Секл», три черточки — «Три фингэз», треугольники, разумеется, — «Триангль Уэст», квадраты — «Чес энд У ил-сон»… Остальное — совсем просто: X — это «Хай Хилл энд Уэстерн», Г — «Гольдман» и так далее.
Названия фирм что-то напоминали Ангелу. Правда, смутно. И вдруг он вспомнил:
— Эти фирмы вы просили меня создать пять лет назад.
— Да, эти и еще восемь других. Записывайте, прошу вас.
И он продиктовал названия, имена владельцев, адреса и номера телефонов представителей фирм, адвокатов, участвовавших в заключении сделок, оказывающих им содействие банков — при этом в каждом случае указывал фамилию банкира, его адрес и личный телефон. Закончив диктовать, спросил:
— Вы получили полную информацию?
— Да.
— Я бы хотел, чтобы вы сохранили эту карту и по ней составили список шахт и месторождений для каждой фирмы. И будьте добры, проследите за всем: во-первых, проконтролируйте работу представителей этих фирм и поручительства в верхнем эшелоне, далее на втором уровне — только от вашего собственного имени. Проследите, пожалуйста, за регистрацией документов на право собственности. Как только закончите эту работу, будьте любезны, передайте все Сеттиньязу, как обычно.
— Лично ему?
— В его собственные руки.
Ангел, как заколдованный, не мог оторвать от карты удивленного взгляда.
— Черт подери, сколько же шахт вы купили?
— Триста пятьдесят три. Мне не хватает только одной.
— И все они золотоносные?
— Да. Когда отработаете карту, потрудитесь, пожалуйста, сжечь ее.
— Разумеется, — ответил Ангел. Он смотрел на Реба Климрода, который теперь носил бороду, длинные волосы я повязку из зеленой змеиной кожи на лбу. И если бы не светлые глаза, освещающие необыкновенным светом его худое загорелое лицо. Реба вполне можно было бы принять за индейца апачи, сбежавшего из резервации. Подумав немного, Ангел сказал:
— Пять лет назад вы уже покупали золотые прииски по всей территории Скалистых гор. Тогда они не отличались рентабельностью. Унция добытого золота стоила тридцать, иногда сорок долларов по официальному курсу, кстати, и по сей день не изменившемуся, сейчас она идет за тридцать пять. Вы думаете, что-нибудь изменится?
Ответом ему был вдруг похолодевший взгляд Реба, и Ангел, поторопившись изобразить улыбку, сказал:
— Вопрос снят.
— Я его не слышал, — бросил Реб. — Теперь — земельные участки. Вы записываете?
Начинало темнеть. Пришлось, пойти за электрическим фонариком, лежавшим в бардачке…
— Дайте, я подержу, — сказал Реб… И Ангел сразу продолжил писать под диктовку; с каждой минутой а нем нарастало смятение.
— Кончено, — — сказал наконец Климрод.
Он вернул фонарь. Ангелу и стал расхаживать взад-вперед по площадке перед хижиной, которую было не различить в сумерках, что создавало ощущение нереальности происходящего.
Ангел быстро пробежал записи, сделав первый подсчет:
— Приблизительно четырнадцать тысяч гектаров…
— Тринадцать тысяч восемьсот девять.
— Плюс то, что вы купили с 1951 года до начала позапрошлого.
— А именно — шестнадцать тысяч шестьсот пятьдесят три гектара. В общей сложности — тридцать тысяч четыреста шестьдесят два. Разделенных на тысячу четыреста двенадцать участков, принадлежащих шестидесяти четырем компаниям,
— Боже Всемогущий! — воскликнул Ангел. Из непроницаемой теперь темноты прозвучал спокойный, размеренный и насмешливый голос Реба Климрода:
— Не думаю, чтобы Всевышний имел к этому какое-либо отношение. Тудор, когда закончите ваши подсчеты и все другие дела по проверке, вы, разумеется, все передадите Сеттиньязу. Тудор!
— Да, Реб?
«Куда он, черт возьми, подевался?» — размышлял Ангел, которому уже не видно было ни зги.