- Могилевская.

- Танцор?

- Яма.

- Спортсменка?

- Подкопаева…

- Ну це вже гумор! – сказал Мырослав.

- Еще какой юмор, - подтвердил Карпуха, входя в раж. – Черный, как наше море. Но ведь не я это придумал, это всё вы сами сказали. Потому что таков закон – неживое притягивает безжизненное. Где еще, панэ Мырославэ, в какой стране имеется столько самобичующих для нее определений? Занедбана, споплюжена, сплюндрована, знедолена, знесилена, знеструмлена, знекровлена, спотворена, збагнючена, знеславлена, зневiрена, збесчещена – я могу продолжать этот ряд, как мантру, хоть целый час. Мы как будто купаемся в собственной неполноценности. У нас и Президент пришел к власти - благодаря своему внезапному увечью и ненайденной голове журналиста. И история наша такая же убогая - у нее ампутированы целые куски памяти. И наша мова, которая, действительно, без постоянной бюджетной капельницы и без держкостылей – сама на ногах не стоит. Это всё что – нормальная жизнь?? Это здоровая страна, которой можно гордиться? Или это страна-инвалид, которая пятой колонной назвала собственный позвоночник и теперь лежит парализованная и удивляется, почему во всем и везде сплошные Безрадичи?

Все молчали – на карпухинскую тираду трудно было что-то ответить. Только пан Мырослав сумел.

- Тодi менi зрозумiло, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз, - чому ми перемагаємо на олiмпiйських iграх лише тодi, коли до них додається приставка «пара-»…

- Грустно это всё, - вздохнула Лемурка. – И как-то совсем безнадежно…

- Даже слишком, - ответил я. - А в самом деле - как долго будет кризис?

- А сейчас мы это быстро узнаем, пусть нам подскажет простейший оракул, – сказал Карпуха. – Бросаем монету: если выпадет «орел», значит, Украина выберется из кризиса за месяц, и все заработанные сегодня гривны я вынимаю из банки и возвращаю обратно. А если выпадет «решка» – кризис будет длиться ещё год, и кассу я оставляю себе. Всё просто – да или нет!

- А если станет на ребро? – спросил Вася.

Все засмеялись.

- Ну, а если на ребро - сказал Карпуха, - то это будет означать, что кризис затянется на десятилетия, а всё проигранное вами, мы умножим на десять. Идет?

- Идет, конечно! Бросай!

Карпуха вышел на середину комнаты и бросил жребий. Монета подлетела под самый потолок, потом звякнула об пол и покатилась через открытую дверь в спальню, исчезнув под кроватью. Карпуха взял фонарик. Я одновременно с ним заглянул под кровать и опешил – монета, освещаемая лучом, стояла прямо на ребре – она попала в маленькую щель между половицами. Карпуха удивленно клацнул языком, потом легонько ткнул ее мизинцем, подмигнул мне и крикнул: «Нашлась! «Орел»! Ну и везучие же вы – разбирайте свои гривны!»

Веселье вспыхнуло с новой силой – кризис был, хоть в шутку, но преодолен, «выживанка» закончилась. Постепенно мы развеселились так, как, наверно, не веселились со времен студенческой юности. Илья вспоминал смешные анекдоты. Лемурка придумывала новые игры, а когда врубили заводную музыку, то пан Мырослав, несмотря на вечно слетающие шлепанцы, настолько лихо отплясывал гопака, что невозможно было к нему не присоединиться. Короче, усталые и довольные, разошлись все только к полуночи.

А утром мне позвонил Карпуха и мы с ним еще долго смеялись, обсуждая и вспоминая игру в «выживанку» и кто, как и на чем попадался.

- Да, кстати, - вдруг вспомнил Карпуха. – Ты представляешь, у соседа пана Мырослава, пока мы гуляли, кошка таки, и правда, разродилась – причем, родила всего одного единственного котенка. Животные они, видимо, тоже чувствуют сложную обстановку в мире.

- Ух ты - это точно…

- При этом кошка сама белая и жирная, а котенок получился – черный и тощий. А теперь угадай, Игорь, с одного раза, как он его назвал?

- Эй, пассажир, - высунулась из купе недовольная патлато-бородатая физиономия, - а дверь за собой кто будет закрывать - Путин? Да-да, я вам говорю - вернитесь и закройте дверь… Вот, молодец, спасибо.

Длинноволосый человек удовлетворенно цокнул языком и обернулся к своему спутнику, ставившему под полку чемодан:

- Заколебали эти курцы! Курят, твари, в тамбуре, чадят, как паровозы - а потом выходят и дверь оставляют – чтоб весь вагон травился.

- Ну, Гнат, ты даешь, - добродушно ответил его товарищ. – Тамбур - это же специальное место для курения. Это ты так злишься, что сам полгода назад бросил.

- Пофиг, что я бросил – дверь пусть закрывают! Э, блин!!! – Гнат снова высунулся в коридор и снова закричал кому-то. – Красавица, а вы когда из дома выходите, тоже двери нараспашку держите. Что значит «извините»? «Извините» не противогаз – от дыма не защитит. Закройте, пожалуйста, я вас очень прошу… Во, благодарю. А то там так накурено, что хоть топор вешай или хоть сам вешайся.

Гнат снова повернулся к товарищу:

- Ну что за народ?

- Ладно, - успокаивающе сказал тот, - где ты этот дым учуял, парфюмер? Давай лучше поужинаем – до Москвы еще далеко.

- Это точно, - усмехнулся Гнат, выглядывая в окно, - еще из Киева толком не выехали. Щас, я только переоденусь в униформу.

Гнат снял рубашку, достал из рюкзака белую вышиванку и облачился в нее.

- Ну как я в ней?

- Идеально! Вылитый вуйко, - усмехнулся спутник. – А зачем ты ее взял?

- А терпеть не могу москалей – пусть позлятся. Тут их полный вагон, судя по акающему говорку. Ладно, давай похаваем, нам, бывшим кабацким лабухам и будущим звездам, вкусно поесть – все равно что хит сыграть.

Гнат сел за стол взял штопор и, вынув бутылку хорошего грузинского вина, с глухим хлопком открыл ее. Не успел он разлить вино по пластиковым стаканчикам, как мимо открытой двери кто-то прошел. Гнат принюхался и выскочил из купе со скоростью выкидного ножа.

- Эй, брателло, ты дверь не закрыл! Тебе, тебе говорю… Что значит «пошел на…» ? Ни хрена себе! Я сказал: дверь закрой. А ну стоять!!!

Гнат кинулся за нарушителем. Послышались крики, шум, разборки и меньше, чем через минуту довольно крупный мужчина с красным лицом понуро вернулся и закрыл дверь.

- Доволен? – спросил он.

- Спасибо, - улыбнулся Гнат. - Видите – совсем не сложно.

Гнат снова сел за стол, поднял стакан, и, глянув на своего дружбана, который выглядел немного растерянным, спросил:

- Чего кислый?

- Да так… - ответил товарищ, - предчувствия не очень хорошие. Скажи мне, зачем тебе это? Мы, не