- Не знаю, - ответил Карпуха. – Но у меня, в отличие от вас, к вам нет претензий. Любовь к Родине может быть и мазохистской, пожалуйста, любите на расстоянии и мучайтесь – имеете право. Только зачем ее, свою такую любовь, другим навязывать? Мы живем по общим психологическим законам – и, независимо от национальностей, у всех везде всегда и во всем свое отношение к любому предмету и свое восприятие одной и той же ситуации. Каждый видит по-своему. Вы замечали, например, как люди, которые хотят залезть в полный автобус, кричат тем, кто уже внутри: «Подвиньтесь, что уперлись, как бараны, – в середине салона свободно!» А потом через минуту, когда сами залезут, то орут уже тем, кто снаружи: «Ну куда лезете? Вздохнуть невозможно – автобус не резиновый!» Один и тот же человек в практически одно и то же время – а какое различное поведение! Так что говорить о разных людях? Как вместе жить?

- Ну и як? – язвительно спросил бинтоголовый.

- А учиться слышать другого человека, а услышав, пытаться понять, - ответил Карпуха. - А если понимать ума не хватает, то хотя бы просто принимать. Другого выхода нет, иначе – война! Что и было всю историю человечества, когда кто-то объявлял свою точку зрения единственно правильной… Я вот подумал - а не лоханулись ли наши толстосумы? Пока они боролись между собой за приватизацию заводов, земель и пароходов, другие в это время приватизировали патриотизм. Да так удачно и ловко, что застолбили за собой эту «любовь к Украине» как торговый брэнд и стали монополистами. Попробуй только пикни, что ее можно любить и в то же время, например, не говорить на мове!

- А какая ж без мовы любовь? - спросил другой больной, сидевший возле Карпухи, но так, видимо, ничего и не понявший, как будто Карпуха разговаривал не с ними, а с засиженными мухами плафонами. – Я вот киевлянин в седьмом с половиной колене и в основном говорю по-русски, но понимаю и признаю – Украина должна быть украинской. И те, кто сберегли язык и нас теперь обучают ему, они нам этим только добра желают. И вообще, как говорят, сколько знаешь языков столько раз ты человек.

- А глухонемой тогда для вас кто – амёба безъязыкая? – ответил Карпуха. – Полиглотом быть, конечно, замечательно, да только учить язык или не учить, тратить на это свое время или нет — решает каждый для себя добровольно – тем более в зрелом возрасте. Почему националисты считают, что имеют право других ломать и куда-то вести? Другие для них не личности, а селекционный материал для выведения какого-то нового этноса. Мичурины хреновы! И дело не в том даже, что - как сказал Есенин: “Человек в этом мире не бревенчатый дом - не всегда перестроишь наново!» - а в том, что человека вообще не нужно перестраивать под всякие теории. В мире полно полезных и важных вещей - например, зарядку делать по утрам или питаться по диете, - но только мы сами должны выбирать, чему отдать предпочтение. Иначе мы только и будем, что гнуть друг друга — каждый, кто временно сверху — под свое представление о счастье. Вот завтра, например, к власти придут вдруг культуристы и спортсмены во главе с Кличко и Вирастюком, то кто им помешает заявить: «Физкультура — это здоровье, каждый человек в состоянии поднять свой вес. Здоровье объединяет нацию». И выдадут первый указ — двери в подъездах и учреждениях утяжелить, а лифты и эскалаторы остановить. Все вроде для нас, для людей, для нашей физической культуры, но идиотизм налицо.

- Самое главное, чтоб патологоанатомы к власти не пришли, - заметил я, и тут Карпуха, наконец, увидел, что в палате есть один неперевязанный.

- Здорово, - сказал он, прекратив свою полемику и садясь на свою кровать. – Что-то ты выглядишь невесело?

- Привет, – поздоровался я. – Да я как раз в порядке, я за твое состояние беспокоюсь. Вижу тебе крепко досталось…

- Больные, все по кроватям! – раздался вдруг голос медсестры, вошедшей с кучей градусников в стакане. – Утренняя померка температуры.

- Карпуха, что ж ты так подставляешься? - спросил я, присаживаясь рядом на свободное место. - Говорил же тебе, что разоблачат… Ничему жизнь не учит! Ну давай рассказывай, как ты на бандеровском съезде побывал?

- Да никак.

- То есть?

- Не дошел я туда.

- Не дошел??? - удивился я. - Тебя что еще на подходе вычислили?

- Да нет, тут совсем другая история приключилась.

- ?

- Могу рассказать, если так хочешь, но, в принципе, ничего особенного, – пожал плечами Карпуха. - Надел я вчера утром футболку, сверху куртку и поехал, как и обещал, на нацшабаш. Получилось что приехал раньше всех, тут дождь начал накрапывать, ну я и зашел в арку – перекурить. Вдруг слышу – собака где-то скулит. Причем не просто скулит, а с таким предсмертным завыванием. Я – во двор, а там рядом - стройплощадка и группа пацанов-подростков столпилась, и дым валит. Я подхожу к ним и - чуть сердце не оборвалось: в закрытой корзинке, обложенной тлеющей бумагой и ветками, мечется собака - ее сжигают заживо! Хорошо что изморось началась и бумага подмокла, не везде разгорается. «Вы что делаете, гады?» - начал я их расталкивать. А мне без разговоров - сразу в глаз, да так, что я на задницу сел. Но они ж не знали, что ударить меня это все равно что живой водой плеснуть и силы мне добавить. Я ж себя потом не помню - раскидал их, сбил корзину ногой с эшафота. Потом схватил какую-то арматурину - эти живодеры в рассыпную! Я - к собаке. Сорвал крышку - а она, явно беспородная, лежит, лапками голову накрыла и дрожит, совсем как человек. И шерстка в разных местах обгоревшая. У меня от жалости слезы навернулись – что за изверги! Я взял эту дворнягу на руки, и тут вдруг она пришла в себя, зыркнула обезумевшими зрачками, дернулась и со всей мощи цапнула меня зубами за руку - да так, что от боли у меня в глазах потемнело, - и дала дёру. Представляешь, она дуреха, не поняла, что это я спас ее. У меня кровь фонтаном - хорошо больница в одном квартале. Я так сам сюда и добрел.

- М-да, - только и сказал я. – И у собачки своё восприятие оказалось. А «Слава героям УПА!» на груди тебе тоже она написала?

- Да нет, - усмехнулся Карпуха. – Лозунг этот мне уже здесь оформили. Вон он, кстати, сидит – на суслика похож. Мне когда руку зашивали, пришлось футболку снять – так этот герой в гипсе прискакал на одной ноге с фломастером в зубах и напакостил.

Я посмотрел на парня, на которого он указал. Скромный худенький паренек в пижаме, возле кровати - костыли. Увидев, что мы на него смотрим, крикнул: «Хай живе Україна!» - и поднял три пальца.

- И что ты ему сказал?

- А что ему говорить? Голову ведь не загипсуешь – дурачок.

- Ну хорошо, а жене твоей кто звонил, что тебя уже больше не будет?

- Жене? Не знаю… Я тут многих просил – телефон давал…

- А додзвонився тiльки я! – засмеялся паренек и выкрикнул. - Дякую тобi, боже, що я не москаль!

Мы посмотрели на него с жалостью – парень был, действительно, был психически болен. Но зато какой активный - на одной ноге успевает больше сделать, чем нормальные люди на двух!

- И я тоже благодарю Бога, что он не москаль, – отозвался еще один пациент – бородатый мужик с кровати возле стены. - Нам в России такие даром не нужны. Да, пожалуй, и вам в Украине.

- А вы россиянин? – спросил я.

- Да, из Калуги. В командировке тут был по делам фирмы – да попал в аварию. У нас, знаете, своих тоже хватает националистов, с той только разницей, что этот кошмар не стал официальной политикой страны, и уж тем более приоритетом. Вообще, если сказать по сердцу, жаль, что Украина повернулась к нам спиной, но – выбирать вам. Только ведь никогда не знаешь, что лучше. Когда путчисты устроили бучу, чтоб сохранить Союз, они тем самым его быстро и развалили. Вы хотите в НАТО, а завтра окажется, что из Европы бежать надо. Я не утверждаю, но кто знает? И вы протянете снова свои руки в нашу сторону – и мы ведь вас не отвергнем, хоть и следовало бы! И даже не будем просить извиняться. Как не просили никогда раньше. Примем как своих, бывает… Брат есть брат.

- Пiтерський Ведмед тобi брат! - откликнулся парень, показывая сразу две фиги. – Мiй дiд казав, що договiр з москалем не коштує навiть паперу, на якому його написано!

- Так мы не договором, – ответил россиянин, - мы делом доказали братское к вам отношение. Историю помните? По пазлам собирали мы Украину. При Ленине – щедро очертили её границы. При Сталине –