– Ага, счастье, надо полагать, испытываешь, – Кирилл посмотрел на небо, – погодка – высший класс. Замечательная погодка. Только жить и жить! И умирать, наверное, совсем не хочется. Или как?
– Не хочется.
– А как же с нарушением закона? Честно тебе скажу, мы из организованной преступности. С нами нужно бороться.
Издевается, тоскливо подумал Миляков. Лучше бы уж сразу… Сержант оборвал страшную мысль. Нет. Пусть делает что хочет, лишь бы не…
– А это не мое дело, – сказал хриплым голосом Миляков и откашлялся, – вы же правил дорожного движения не нарушаете.
– Точно, – засмеялся Кирилл, – не нарушаем.
– Тогда у меня нет к вам претензий, – нужно продолжать разговор в таком шутливом тоне.
– Ну тогда и у нас к тебе нет претензий, – Кирилл далеко бросил окурок, – ты сейчас куда?
– На трассу.
– Далеко.
– Может подвезет кто…
– Может. Ладно, я пойду. Некогда мне. Вряд ли ты сейчас поймаешь какую-нибудь машину. Но если тебя снова остановят на дороге, скажешь, что уже разговаривал со мной. Понял?
– Понял.
– Ну и отлично. – Кирилл повернулся спиной к сержанту и пошел к лесу.
Миляков стоял неподвижно, боясь поверить своему счастью. Он провожал взглядом фигуру Кирилла, и на свете не существовало ничего, кроме этого сорокалетнего мужика.
Уже перед самыми деревьями Кирилл обернулся:
– Вась! – крикнул он. – Если тебя остановят наши, попроси, пусть подвезут. Не дрейфь, не тронут.
Кирилл махнул рукой и вошел в лес. Еще несколько минут его было видно, потом и он, и его попутчики скрылись из виду.
Миляков выдохнул, отбросил в сторону сигарету. Повезло. Повезло. Возникло желание плюнуть на все, вернуться к Надежде и напиться как следует.
Нельзя. Напарник будет ждать. Миляков еще с минуту постоял, приходя в себя. Все, нужно идти.
Сержант переложил сумку в другую руку и повернулся спиной к остановке.
– Вася! – сержант вздрогнул и замер.
Голос послышался откуда-то сбоку, от леса.
Миляков обернулся, какой-то парень махнул ему рукой из-за дерева:
– Вася, тут Кирилл забыл тебя предупредить.
– Что?
– Сюда иди!
Сержант подошел к парню, лихорадочно соображая, о чем же мог забыть его предупредить Кирилл. Ведь все уже, все кончилось.
Миляков подошел к парню, не обратив внимания ни на его испачканный чем-то бурым спортивный костюм, ни на прилипшие к одежде сухие листья. Сержанту было не до того. Он пытался понять, зачем его снова окликнули.
Парень посмотрел за спину Милякову, глаза его удивленно расширились:
– Ни фига себе!
Сержант обернулся к дороге. Ничего особенного, дорога как дорога, пустая…
Что-то сжало шею, перехватило дыхание. Сержант выронил сумку, поднял руки к горлу. В глазах потемнело. Миляков попытался вздохнуть, но вместо воздуха в легкие хлынул мрак.
Пустота
Хозяин поймал себя на том, что ему нравится наблюдать, как Краб пытается удержать ситуацию в своих руках. Сильный, настойчивый, целеустремленный Краб сейчас напоминал ребенка, целый день строившего башню из кубиков, а потом вдруг перед самым моментом демонстрации ее родителям вдруг заметившим, что башня покачнулась.
Однажды нечто подобное случилось с внучкой Хозяина. Вначале она испугалась, обернулась к сестре и закричала, что это та виновата, что это она все подстроила, что это противная Люба подтолкнула кубики.
Потом внучка попыталась подвинуть кубик в самой середине сооружения, потом попыталась удержать башню, потом… Потом кубики обрушились, и внучка закричала так, будто закончилась жизнь и рухнула не башня из кубиков, а весь мир.
Страшный и опасный Краб вел себя будто маленький ребенок, испуганный тем, что рушится дело его рук. Испуг, агрессия, тщетные попытки исправить, удержать и… И неизбежный крах.
Хозяину нравилось видеть эти чувства на лице Краба, и одновременно Хозяин понимал, что сам ведет себя неправильно. Он слишком поддался эмоциям, слишком хочет не просто защититься от Краба и защитить свое дело, но и получить удовольствие от уничтожения бывшего помощника.