Спусковой крючок пистолета подался неожиданно легко. Отдача дернула руку. Пуля ударила в землю возле самой головы Зайца.

Мимо, обожгло Нолика. Он быстро глянул на Краба и торопливо нажал на спуск. Раз и еще раз. Одна пуля пробила Зайцу горло, вторая – вошла точно между глаз.

– Ладно, – сказал голос Краба откуда-то издалека, – поехали. Дыню в машину. Этого оставьте так.

Толчок в спину привел Нолика в чувство.

– Давай, – сказал Кирилл, – бери Дыню за ноги.

Григорий Николаевич Хорунжему не нравился. Хорунжий отметил это с некоторым неудовольствием и даже неодобрением. Он слишком давно тянул лямку субординации, слишком часто сталкивался с ее необходимостью и с тем, что она должна. Просто обязана доминировать над чувствами симпатии и антипатии.

Хорунжий даже гордился тем, что никогда не вносил в работу личных чувств. Ну, или почти не вносил.

Старею, подумал Хорунжий. Старею и становлюсь сентиментальным и раздражительным. Сентиментальным по отношению к Гаврилину и раздражительным к начальству.

Хотя… Отношение к Гаврилину, если разобраться, не было сентиментальностью, а к Григорию Николаевичу Хорунжий относился не с раздражением, а с опаской. Именно с опаской.

Хорунжий верил в свое чутье. В инстинкт, рефлексы, озарения, удачу, судьбу… Во все то, что люди называют мистикой.

Что конкретно в разговорах с Григорием Николаевичем не нравилось Хорунжему. Утренняя встреча не понравилась особенно. Голос, лицо. Жесты – что-то они должны были означать для Хорунжего. Что-то должны были означать…

И Хорунжий пока не мог точно сформулировать что именно. В таких случаях он предпочитал не подгонять свой мозг и чувства. Пусть себе неторопливо переваривают полученную информацию. Плохо было не это. Плохо было то, что нужно немедленно состыковаться с Григорием Николаевичем. Получить от него ценные указания.

Хорунжий зашел в кафе пораньше, чтобы позавтракать и подумать. Как ни странно, в сутолоке и шуме кафешек он чувствовал себя гораздо спокойнее и комфортнее, чем в одиночестве между четырех стен.

Шум, говор, хаотическое движение посетителей от стойки к столикам и обратно, звон посуды – он пропускал все это сквозь себя, как сквозь фильтр, потом внимательно анализируя осевшую в уме информацию.

Все происходящее он воспринимал как единую картину, ему не нужно было рассматривать каждого человека в отдельности, чтобы уловить источник опасности, или, хотя бы, излишнего внимания.

Кофе был хороший, зал по причине раннего времени не слишком задымлен, окно, возле которого расположился Хорунжий, предоставляло достаточный сектор обзора.

Не жизнь – сплошное наслаждение. Замечательно. Если бы не беспокойство за судьбу Гаврилина, можно было просто сидеть расслабленно и наслаждаться этой самой жизнью.

Информацию, которую успел накопать Хорунжий и его ребята, заставляла действительно волноваться. И еще эта самая информация заставляла обратиться к Григорию Николаевичу. С требованием личной встречи.

– Я тебе сука!.. – громогласно начал кто-то за соседним столиком.

Рановато, подумал Хорунжий, глянув на часы. Чуть свет уж наподдал и драться захотел. Хорунжий покосился через плечо. Личико у парня ясно свидетельствовало, что веселиться он начал не утром, или, во всяком случае, не этим утром.

– Че ты на меня пялишься? – оравший попытался схватить собеседника за воротник, но промазал по причине слабой координации движений. Собеседник, парень лет двадцати пяти, шарахнулся в сторону, чуть не опрокинув стул.

– Я тебе сейчас…

Гомон в кафе прервался только на секунду, а потом вернулся к обычному режиму. Кому какое дело, что кто-то сейчас схлопочет по зубам? И Хорунжему на это нужно наплевать. Нужно было бы, если бы не назначенная встреча.

Хорунжий еще раз посмотрел на часы. Через пять минут должен появиться Григорий Николаевич. А если здесь будет потасовка… Это может помешать некоторым планам Хорунжего.

Крикун наконец собрался настолько, что смог встать:

– Ты куда? А ну иди сюда! Я тебе сейчас…

И ни одного служителя закона рядок, печально подумал хорунжий и покачал головой. Жизнь просто заставляет Михаила Хорунжего, человека дисциплинированного и разумного, нарушать правила и инструкции. Нехорошо.

Один удар. Не нужно привлекать особого внимания. Хорунжий, не вставая со стула, немного повернул корпус и ударил.

– Я… – голос запнулся, крик перешел в нечто похожее на всхлип.

Теперь нужно чтобы пациент не упал. Хорунжий ухватил падающего за куртку и рывком усадил на стул. И аккуратно уложил лицом на стол. Ну задремал человек. С кем не бывает.

Хорунжий вновь обернулся к окну и успел заметить, как из подъехавшей двадцать четвертой волги вышел Григорий Николаевич. Точен как часы. Но мы ничего не видим и не слышим. У нас встреча назначена внутри кафе. Кстати, Хорунжий мысленно добавил плюс к рейтингу Григория Николаевича. Он очень толково выбирает транспортные средства. И верхнюю одежду, добавил про себя Хорунжий, увидев, что Григорий