– Лесника замочил?
– Это был лесник? – Гаврилин оперся спиной о стену.
– Замочил… – удовлетворенно сказал голос, – суку такую.
– Ты кто? – снова спросил Гаврилин.
– Кирилл.
– Кирилл… Кирилл, – Гаврилин почувствовал в желудке пустоту, в голове что-то звонко лопнуло. И прозвучал голос Краба: «Что ж ты, Кирилл, уже и глаз целым достать не можешь?».
– Что ж ты, Кирилл… – медленно произнес Гаврилин.
– Что?
– Уже и глаз целым достать не можешь?
Кирилл захрипел. Смех, не сразу понял Гаврилин.
– И все-таки лабух был прав, – с трудом произнес Кирилл.
– Музыкант.
– Музыкант, – сказал Кирилл. – Не повезло мне.
– Да? – сказал Гаврилин с иронией. Даже удивился, что у него остались еще силы на иронию.
– Не повезло. Чертов Петрович.
– Не поделили? Меня?
– Кобеля его. Кунака. Я его пристрелил. А Петрович – меня.
– Куда тебя? – спросил Гаврилин и подумал, что разговор получается глупый и нелепый.
– В живот. Только я ни боли не чувствую, ни пошевелиться не могу. Наверное, позвоночник.
– Скорее всего, – согласился Гаврилин, – а напарника твоего я убил?
– Нолика? Нет, его Кунак порвал, можешь посмотреть возле калитки.
– Кто-то еще с тобой приехал?
– Все, больше никого. Нас трое и лесник. Все.
– Ага.
Пауза.
– Ты что теперь со мной будешь делать? – тихо спросил Кирилл.
– С тобой? – А разве что-то нужно делать, подумал Гаврилин. – С тобой…
А что, собственно…
– А ты как думаешь?
– Мочить будешь?
– Мочить…
– Решай быстрее.
– Тебе некогда?
– Сука!
Гаврилин усмехнулся:
– Сам решай.
– Что решать? Убить тебе меня или нет?
– Убить или нет, – Гаврилин говорил с трудом, преодолевая приступы слабости, смысл слов доходил до него с трудом, – убить или нет.
– Подыхать оставишь? Я же за пару часов дойду на этом морозе!
– Морозе? – Гаврилин улыбнулся, он напрочь забыл, что на дворе мороз. И сразу же стало зябко, тело начала колотить дрожь.
– Не тяни, сука, не тяни!
– Что же ты, Кирилл, уже и глаз целым достать не можешь?
– Помучить решил? Отыграться?
– Помучить? – Гаврилин задумался. – Нет, не хочу.
– Что хочешь?
– Хочу кое-что узнать.
– Спрашивай, – голос Кирилла упал до шепота, – не тяни.
– Так плохо?