– Да, но зачем бы она стала это делать?

– Да, действительно, – пробормотал комиссар. – Все это выглядит весьма странно. Не могла же она предчувствовать собственное убийство и заранее позаботиться об улике, передав ее в третьи руки. Кстати, был ли вам знаком некий Ласло Фальва?

– Я не знаю этого господина.

– А кто приказал вам арестовать майора Шмидта?

– Я сделал это по собственному усмотрению. В отношении его у возглавляемой мной контрразведки имелись серьезные подозрения.

– А вам известно, что не далее как вчера майор Шмидт покончил с собой в одиночной камере?

– Нет, я этого не знал. – Полковник выговорил эту фразу с усилием, отводя глаза в сторону.

– Еще вопрос: известен ли вам некий англичанин – доктор Сильверстоун, проживающий по улице Грабен в одном доме с майором Шмидтом?

– Я видел этого человека только один раз – в салоне графини Хаммерсфильд.

Полковник был явно утомлен этим затянувшимся допросом, а комиссар Вондрачек выглядел разочарованным – практически ни один из ответов Фихтера не подсказал ему желанной разгадки в деле об убийстве Берты Тымковец. А ведь что и зачем может скрывать полковник Фихтер, если прекрасно знает о том, какая участь его ожидает?

Впрочем, времени на дальнейшие расспросы уже не оставалось – в коридоре послышались чеканные шаги, и через мгновение в номер ввалились военные.

– О Боже, неужели они не могли прислать никого другого? – простонал полковник Фихтер, увидев, что одним из вошедших офицеров был его племянник. – Зачем было подвергать меня еще и этому унижению?

Комиссар Вондрачек уже покинул номер, и теперь, кроме дяди и племянника, здесь находился только учтивый и элегантный капитан – представитель Генштаба, – который молча сидел в углу комнаты, не вмешиваясь в их разговор.

Несмотря на всю его предупредительность, Стефан тяготился присутствием капитана, понимая, что он находится здесь, дабы предупредить возможный сговор между ним и дядей. Впрочем, ситуация была настолько гнетущей, что даже это скрытое недоверие не могло ее усугубить.

Покинув казино час назад, он сразу же приехал в гостиницу Кломзера. В вестибюле и на всех этажах сновали полицейские агенты и армейские офицеры – складывалось впечатление, будто гостиница оккупирована. Лейтенанта немедленно проводили к полковнику Краусу, который ждал его в одном из номеров первого этажа. Худой, костистый и предельно надменный, полковник Краус не говорил, а излагал инструкции:

– Ваш дядя, полковник Фихтер, изобличен как агент иностранной державы. Улики неопровержимы, и он сам уже признался во всем. Но нам бы не хотелось доводить дело до военного трибунала. Скандал послужит дискредитации австрийской армии. Ваше дело – убедить полковника Фихтера поступить согласно принципам чести! Вам все ясно?

– Да, – подавленно кивнул лейтенант, мысленно проклиная своего денщика. Не стоило в этот вечер говорить Курту, куда он направляется…

В сопровождении молчаливого капитана Стефан поднялся в номер дяди и разминулся в дверях с комиссаром Вондрачеком. Первая же реакция полковника Фихтера на появление племянника повергла несчастного лейтенанта в глубокое уныние. Никогда прежде он не видел своего грозного родственника в таком страшном состоянии. При этом полковник еще пытался сдерживаться, но по его лицу было видно, каких сил ему это стоило.

– Прости, – пробормотал Стефан, – но я пришел сюда не по своей воле.

– Да, понимаю, – спохватился полковник. – Впрочем, это и к лучшему. Если бы я и хотел перед кем- нибудь оправдаться, то только перед тобой. Я виноват лишь в одном, Стефан, – в том, что позволил завлечь себя в ловушку.

– Я готов тебе поверить, – с расстановкой выдавил лейтенант, подумав про себя: «Это единственное, что я еще могу для тебя сделать». – Но как же смерть той девушки?

– Я ее не убивал. – Полковник начинал волноваться и багроветь. – Я не знаю, что произошло в гостинице Кальтенбрюндльберга, но почему-то все улики повернулись против меня!

«В том числе и чулок», – мрачно вспомнил Стефан.

– Я попал в какую-то адскую ловушку, – продолжал полковник, пытаясь поймать взглядом ускользающие глаза племянника. – Все было подстроено так, чтобы загнать меня в угол. Меня шантажировали, но поскольку это делалось или по почте, или по телефону, я даже не знал кто! Я подозревался в убийстве Берты, которую любил больше всего на свете, и если бы сумел устоять против шантажа, то оказался бы под судом и был опозорен… Впрочем, это все равно произойдет так или иначе, – угасшим голосом добавил полковник, а Стефан с ужасом вспомнил о своем поручении. – Поверь мне еще в одном. – Полковник был настолько утомлен, что говорил уже явно через силу. – Я не нанес никакого ущерба нашей армии. Да, я согласился сотрудничать, и даже получил за это деньги, но я передал им всего лишь одну устарелую диспозицию, которая, как я твердо знал, вскоре должна была быть заменена новой.

– Простите, что вмешиваюсь, господин полковник, – подал голос молчаливый капитан, – но кому и каким образом вы передали эти сведения?

– Я сделал это таким же образом, каким обычно общался с собственной агентурой, – то есть оставил пакет своему швейцару Фердлю, и в условленное время за ним заехал какой-то незнакомец. Из окна своего кабинета я видел, как он вышел из фиакра, направился в дом и через минуту уже выходил обратно. Через два дня мне позвонили и предложили прийти на почту для получения письма до востребования. Но клянусь святым Стефаном, я не знал, что там деньги!

– Но неужели у тебя так и не возникло никаких подозрений? – удивился лейтенант. – Ну хоть какие-то предположения у тебя были?