На лице его застыло отрешенное выражение, он действовал словно во сне, однако оружие в его руке было вполне реальным.

Именно это заставило меня очнуться. Ноги мои подгибались, но я ухитрилась встать.

— Подожди. Один ты не пойдешь.

— Послушай, мне все равно надо туда идти, я должен найти яхту, больше мне ничего не остается. Но ты… для тебя все теперь изменилось. Тебе идти ни к чему.

— Я пойду. Я тебя не оставлю. Давай, пошли. Держись все время у подножия скал, в зарослях кустарника.

Больше он не стал спорить. Он уже карабкался наверх по склону оврага, где деревья росли гуще всего. Я последовала за ним. И задала ему только один вопрос, да и то не осмелилась сформулировать его прямо:

— Его… его снова закопали?

— Думаешь, я оставил бы его на растерзание поганым стервятникам? — отрывисто бросил Колин и зашагал между деревьями у края оврага.

Разрушенная церковь оказалась совсем крохотной. Стояла она в зеленой ложбинке, сплошь поросшей цветущими сорняками. От церкви остался всего лишь пустой каркас крестообразной формы; центральный купол поддерживали четыре полукупола, прилепившиеся к нему, словно улитки, льнущие к своему родителю. Буйно разрастающаяся зелень скоро поглотит все это. Целое море сорняков — мальва и вика, молочай и чертополох — уже покрыли осыпающиеся стены до середины. Даже крыша и та была усеяна зеленью в тех местах, где сквозь разбитую черепицу проросли побеги папоротника, прикрыв блекло-красную кровлю. Деревянный крест, обесцвеченный морскими ветрами, венчал центральный купол.

Мы остановились у края ложбинки и внимательно осмотрелись. Ничто не шелохнулось: в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Прямо под нами виднелась тропинка — минуя вход в церковь, она устремлялась сквозь заросли маквиса по направлению к морю.

— Эта дорога ведет к яхте? — прошептала я.

Колин кивнул. Он раскрыл рот, словно собираясь что-то сказать, но вдруг осекся и устремил взгляд куда-то мимо меня. Я повернулась, чтобы посмотреть, и тут он резко схватил меня за руку.

— Вон там, видишь? Там кто-то был, мужчина. Я уверен, что видел его. Вон, видишь, где вниз сбегает серебристая полоса, над той группкой сосен? Направо от того места… нет, исчез он. Пригнись и наблюдай.

Я распласталась на земле рядом с ним, щурясь от яркого полуденного солнца.

Он махнул рукой:

— Вон, гляди!

— Да, вижу. Он идет сюда. Думаешь…

Колин резко бросил:

— Это Ламбис!

Он уже почти что поднялся на одно колено, но я рывком вновь притянула его к земле.

— С такого расстояния нельзя сказать наверняка. Если это Ламбис, он будет держаться в укрытии. Подожди.

Колин снова улегся. Маленькая фигурка быстро приближалась; должно быть, там была проложена тропинка, поскольку человек с приличной скоростью продвигался вдоль склона горы к тому месту, где пролегала основная дорога, и шел он — это было очевидно — совершенно открыто, ничуть не таясь. Теперь я уже могла разглядеть его более отчетливо: коричневые брюки, темно-синий морской бушлат и куртка хаки… его жесты, походка… Колин был прав. Это Ламбис.

Я уже собралась было сказать об этом, когда увидела, как чуть позади Ламбиса, выше тропинки, по которой он шел, из-за груды камней и зарослей кустарника появился еще один человек — должно быть, он там прятался. Человек этот стал неторопливо продвигаться вдоль склона, держась выше тропинки, но которой шел Ламбис, но постепенно спускаясь все ближе к ней. Ламбис по-прежнему его не видел, но зато я видела прекрасно: широкие бриджи и приталенная куртка, красная повязка на голове и винтовка.

Я хрипло выдавила из себя:

— Колин… Выше Ламбиса — это Джозеф.

Секунд семь-восемь мы наблюдали за ними словно парализованные; Ламбис, не ведая о нависшей над ним опасности, шагал спокойно и стремительно; Джозеф же двигался медленно и осторожно и, насколько я могла судить, находился уже в зоне обстрела… Дуло пистолета осторожно выдвинулось вперед рядом со мной; ствол его слегка подрагивал.

— Мне выстрелить, предупредить его? — выдохнул Колин, — Но вдруг Джозеф…

— Погоди! — Я снова сжала его запястье. И в следующий момент, не веря своим глазам, простонала: — Смотри!

Ламбис замедлил ход, повернулся и огляделся вокруг, словно дожидаясь кого-то. Держался он спокойно, без малейшего страха. Затем он увидел Джозефа, поднял руку и замер в ожидании. Критянин помахал рукой в ответ, а затем неторопливо спустился к Ламбису.

Несколько минут мужчины стояли и разговаривали, потом Ламбис вытянул руку, будто указывая на какую-то тропинку, а Джозеф поднес к глазам полевой бинокль и вернул его в восточном направлении. Бинокль скользнул мимо церкви, лощины, кустов, где мы лежали, и, не задерживаясь, перескочил дальше. Затем критянин опустил его и после недолгого разговора снова стал в одиночку спускаться к прибрежным скалам.

Несколько секунд Ламбис стоял и смотрел ему вслед, затем повернулся лицом к нам и торопливо продолжил путь, направляясь к церкви. Когда он подошел ближе, я заметила, что теперь в руках у него винтовка Джозефа.

Мы с Колином переглянулись.

— Ламбис?!

Никто из нас не произнес вопрос вслух, но он повис в воздухе, он явственно читался на наших ошеломленных и испуганных лицах. Мне вдруг смутно припомнились уклончивые ответы Ламбиса, когда я спросила его, где он родился. Да ведь его родина Крит; может, он прямо здесь, в Агиос-Георгиос, и родился? Неужели он использовал Марка и Колина как прикрытие, чтобы пригнать сюда свою яхту для неких целей, связанных со Стратосом и его делишками?

Но сейчас было не до рассуждений. Ламбис быстро приближался. Я уже слышала его шаги по скале позади лощины.

Рядом со мной Колин судорожно втянул в себя воздух, словно пловец, только что вынырнувший на поверхность; рука его крепко сжимала пистолет. Он тщательно выровнял его на своем запястье, целясь в ту точку возле церкви, где вот-вот должен был появиться Ламбис.

Мне даже в голову не пришло попытаться остановить его. Я только поймала себя на мысли, что прикидываю, какова дальнобойность автоматического пистолета и сумеет ли Колин попасть в Ламбиса под тем углом, под которым тот должен был появиться.