прикован к чему-то на дне оврага.
Я вгляделась. Сначала я ничего не увидела. А потом изумилась, почему не увидела этого сразу.
Возле небольшой группки кустов, неподалеку от того места, где мы сидели, земля была свежеперекопана. Сейчас там возвышалось нечто, по форме напоминавшее могильный холм, на который кто-то сверху набросал камни и сухие колючки, чтобы уничтожить следы недавней работы. Но сделано это было в спешке, быть может, не нашлось под рукой нужных инструментов; и с той стороны, что была к нам ближе, земля слегка осыпалась, обнажив предмет неясных очертаний, который вполне мог являться ногой.
Тени бородачей скользнули по ней, и еще, еще раз.
Прежде чем я смогла что-то сказать, Колин уже вскочил на ноги и ринулся вниз.
— Колин! — Спотыкаясь, я бросилась за ним. — Колин, не ходи туда! Вернись, прошу тебя!
Он не обращал внимания. Вряд ли он вообще меня слышал. Он остановился над могилой. Это была нога, сомневаться не приходилось. Я схватила его за руку.
— Колин, пожалуйста, пойдем отсюда, подальше от этой жути, да и ни к чему здесь шуровать. Это наверняка тот человек, которого они убили, тот самый несчастный грек, Александрос… Наверное, они перетащили его сюда, потому что здесь слой почвы глубже…
— Его закопали в поле рядом с мельницей.
— Что? — тупо спросила я, и рука моя, державшая его, бессильно обвисла.
— Его закопали в поле рядом с мельницей. — Колин повернулся и напряженно посмотрел на меня, лицо его стало каким-то чужим, незнакомым. Можно было подумать, что он видит меня впервые. — Я слышал, как они копали. Всю первую ночь я слышал, как они копали. И потом еще вчера кто-то был там, приводил все в порядок. Я слышал.
— Да. Стратос. Я его видела. — Я тупо уставилась на него. — Но тогда кто это может быть? Могила совсем… совсем свежая, можно подумать…
— Ты обманывала меня, ведь так?
— Я? Обманывала тебя? О чем ты? — И тут выражение его лица заставило меня понять. Я вздрогнула, как от удара, и резко сказала: — Это не Марк, не будь идиотом! Я не врала, рана действительно была неопасной, кость не задета, и он поправлялся — поправлялся, слышишь? А вчера ночью, даже если рана в самом деле снова вскрылась, все равно ничего подобного не могло случиться!
Я вдруг осознала, что снова сжала его руку и с силой трясу ее. Он стоял, словно окаменев. Я выпустила его руку и сказала более спокойно:
— С ним все будет в порядке. Ламбис всегда рядом, он позаботится о нем. Рана в самом деле заживала, Колин, клянусь тебе, это так.
— Ну и кто же это тогда?
— Откуда я знаю? Наверняка это тот человек, которого они убили.
— Говорю тебе, его закопали в поле. Я же слышал.
— Ладно-ладно, ты слышал. Но отсюда не следует, что это Марк. С чего бы?
— Джозеф застрелил его. Вот почему Джозеф не вернулся за мной вчера ночью, хотя, клянусь, он собирался это сделать. Он был здесь, закапывал Марка. Или же Стратос… В котором часу Стратос стоял с тобой возле того сарая вчера ночью?
— В час или минут на двадцать позже — точно не знаю.
— Стратос позднее вернулся, чтобы убить его. Он знал, что шум был вызван не котом. Просто хотел отделаться от тебя, спровадить тебя в гостиницу, чтобы потом…
— Неужто Марк все это время стоял бы и спокойно дожидался? — Я все еще пыталась вразумить его. — Ты что, совсем ему не доверяешь?
— Он был ранен. И если до этого несколько часов рыскал по деревне, совсем выдохся, сама же знаешь. Да и вообще — кровь та, может, вовсе не из его плеча. Может, это когда Стратос…
— Колин! Замолчи и не дури! — Голос мой звенел от напряжения. Я судорожно сглотнула и добавила более или менее спокойно: — Стратос не выходил больше из гостиницы — до того, как я вернулась в сарай и обнаружила, что Марк ушел. Думаешь, я не следила? Поверь и мне хоть немного! К тому же вряд ли они стали бы убивать его в деревне и тащить сюда, чтобы закопать… И потом, а как же Ламбис? Он-то где при этом был?
— Возможно, его они тоже убили. Или он убежал.
— Он ни за что не убежал бы.
— Почему же? Если Марка убили, и меня, как он считал, тоже, зачем ему было оставаться? Будь у него хоть капля мозгов, он бы уплыл… на яхте.
Его настойчивость стала передаваться и мне. Я вдруг обнаружила, что меня всю трясет. Однако с напускной злостью сказала:
— Чушь все это! Ты на ровном месте все выдумал! Это не Марк, говорю тебе, не он это! Это… да кто угодно. Послушай, может, там вообще никого нет. Просто земля так слежалась и… Колин, что ты делаешь?
— Я должен выяснить. Надеюсь, хоть это тебе понятно? Я должен все узнать.
И резким, неловким движением, за которым угадывался неописуемый ужас, он вытянул ногу и поддел засохшую грязь.
Несколько мелких комьев земли с шелестом осыпались, и мы воочию увидели человеческую ступню и лодыжку в носке, который когда-то был серым. Обуви не было. Виднелся кусок брючины из темно-серой фланели с треугольной дыркой, которая врезалась мне в память.
Несколько секунд мы стояли совершенно неподвижно, потом Колин издал какой-то животный крик и, упав на колени, пополз к другому концу могильного холма, где должна была находиться голова. Прежде чем я успела сообразить, что он собирается делать, он уже остервенело разбрасывал в стороны кусты, вырывая их с корнем, и камни, не обращая внимания на царапины и порезы, и рылся, словно пес в грязи. Что делала я — не помню; наверное, пыталась оттащить его назад, но ни слова, ни мои отчаянные жесты не производили на него ни малейшего впечатления, будто меня вовсе там не было. Поднимались клубы пыли, Колин кашлял и все скреб и скреб землю; по мере того как он углублялся все ниже, земля твердела…
Человек лежал лицом вниз. Теперь из-под грязи проглядывали очертания его плеч. Колин отбросил в сторону несколько комьев затвердевшей земли, и показалась голова… Ее прикрывала наполовину закопанная увядшая веточка. Я нагнулась, чтобы отодвинуть ее — осторожно, словно боясь оцарапать умершего. Листья с нее осыпались мне в руку, и я ощутила запах сухой вербены. А потом я увидела темные волосы, грязными, липкими клочьями торчащие из красной глины…
Дальнейшее помню нечетко. Видимо, я резко отпрянула назад, потому что ветка, которую я сжимала в руке, выскочила из земли, задев при этом свежую насыпь, которая тут же обвалилась на наполовину раскопанные голову и плечи мертвеца. Я вскрикнула, и вслед за моим криком и возгласом Колина, руки которого выше запястий вдруг оказались погребенными под землей, раздался еще один, пронзительный звук, разорвавший тишину и вселивший в нас еще больший ужас. Это был хлопок выстрела.
Наверное, я так и стояла там, отупевшая, с подступавшей к горлу тошнотой, сжимая в руке все ту же ветку, а Колин, на мгновение оцепеневший от испуга, сгорбился, стоя на коленях у моих ног. Потом он зашевелился. Смутно помню, как он вытаскивал руки из земли, как вновь взметнулись вверх удушающие клубы пыли, помню, как ветку выдернули из моих рук и бросили на прежнее место… потом я сидела скрючившись, укрывшись в зарослях кустарника чуть поодаль, обхватив голову руками, вся в холодном поту, меня тошнило и бил озноб, а после подбежал Колин, схватил меня за плечо и грубо встряхнул.
— Выстрел слышала?
— Я… да.
Он рывком повернул голову в сторону моря.
— Стреляли оттуда. Это они. Наверное, преследуют Ламбиса.
Я продолжала тупо смотреть на него. Все, что он сказал, казалось, не имело никакого значения.
— Ламбиса?
— Я должен пойти и посмотреть. Я… За ним я могу вернуться позже. — Он снова дернул головой, на сей раз кивнув в сторону могилы. — Тебе лучше остаться в укрытии. Со мной все будет нормально, у меня ведь есть эта штука.
