Опять над ними летел самолет, и снова неугомонный боец дал выстрел вверх и опять с досадою обругался.
— Машина не та у тебя, землячок! — крикнул ему Николай.
— А что машина! Сноровки нет! — отозвался боец. — Надо, считаю, его изловить на выходе из пикировки. Разволновался, вот-то и мажу! По зайцу и то так бывает… Летит! — крикнул он и опять лег «в позицию».
Но самолет прошел стороной.
Наступило затишье. Иван и его товарищи понимали, что новая волна нахлынет через пятнадцать — двадцать минут. Они поднялись, огляделись. Было видно, как по равнине группами и в одиночку красноармейцы вели и несли к санитарным пунктам раненных во время налета. Невдалеке, за лесочком, вздымался густой черный дым, — должно быть, горела деревня…
Время шло к полудню. Фронт грохотал сильнее.
Чувствовалось, что вокруг их «острова» бой разгорается: фашисты стараются сжать кольцо. Со всех сторон потрескивали винтовки и автоматные очереди. Низким клокочущим звуком отвечали им станковые пулеметы — родные «максимки». В лесах, кустарниках и оврагах возле шоссе то и дело вздымали фонтаны земли и дыма фашистские мины.
Иван рассказал товарищам, как его не пустили пройти через мост. Должно быть, там штаб находится, где-то рядом с мостом.
Они решили искать сборный пункт.
Чтобы не выходить на открытое шоссе, они шли стороной, по едва наезженному проселку вдоль опушки лесочка. Им преградили путь два человека.
— Стой! Куда направляетесь? — окликнул их хрипловатый, будто простуженный, голос.
С удивлением Иван узнал того человека, который несколько суток назад у затора на Днепре так неприятно столкнулся с каким-то майором. Со свежей повязкой на голове и лице, смыв кровь со своей шинели, он выглядел не таким уж дико-неистовым партизаном. Левая, необожженная часть его лица была даже выбрита.
— Отбились от части. Сборочный ищем, — ответил Иван за всех.
— А вы какой части, товарищ старший сержант?
— Разных. Я вот печатник дивизионной газеты «Боевой натиск», товарищ командир! — отрапортовал Иван. — У переправы на Днепре я потерял редакцию. Вы были там, сами видели, что творилось.
— Да, там «творилось»! — горько сказал командир, который, как и тогда, на Днепре, оставался без знаков различия на петлицах.
«Как же к нему обращаться без звания?!» — удивленно подумал Иван.
И вдруг он вспомнил, откуда ему знакомо лицо этого человека. Это был писатель, книгу которого Иван печатал три года назад, когда ему впервые доверили самостоятельную работу печатника. «Откуда ему быть тут, на войне? Зачем тут писатель?..» — спросил Иван сам себя.
— Что вы искали, то и нашли, — пункт сбора здесь. Сойдите в окоп, — начальник им указал в кусты.
Они увидали в длинном зигзагообразном окопе в кустах нескольких красноармейцев.
— Товарищ командир, разрешите к вам обратиться, — покраснев, произнес Иван.
— Пожалуйста.
— Вы ведь писатель, Емельян Иваныч Баграмов?
— Угадали, товарищ старший сержант, — командир улыбнулся. — А откуда вы меня знаете?
— Вы мне даже книжку свою подарили с подписью: «Молодому печатнику Ване. Спасибо за сверхурочный труд», — сказал Иван и покраснел еще больше.
— Неужто уж подарил?! — шутливо спросил командир.
— Право же, подарили! Не помните? — огорченно спросил Иван.
— Типография «Первого мая»? Как же, помню! Давно мы, значит, знакомы, товарищ Ваня. Теперь-то уж ты не такой молодой! — опять улыбнулся писатель. — Ну что ж, повоюем с фашистами!
— Повоюем, товарищ командир! — бодро ответил Иван и спустился в окоп.
Литератор по профессии, попавший на фронт корреспондентом газеты, Баграмов в сумятице отступления не успел возвратиться из фронтовой командировки в редакцию. Раздраженный обстановкой царившего в тылах «смешения языков», он несколько раз пытался взывать к здравому смыслу, к партийности и воинской дисциплине товарищей по несчастью, подобно тому как на мосту через Днепр взывал к командирской инициативе какого-то майора… Представитель «штаба прорыва», встретив Баграмова на шоссе этой ночью тоже в подобной же «схватке», приказал ему следовать за собою. И вот, с самой гражданской войны штатский человек, Баграмов оказался командиром заградотряда.
Еще до восхода солнца, выйдя на скрещение лесных тропинок, с отделением бойцов и с политруком Яковом Климовым, комиссаром его отряда, Баграмов скомандовал «стой» одинокому красноармейцу, который брел по тропинке. Боец задержался, угрюмо и неприязненно оглядел небольшой отряд. Когда же Климов объяснил бойцу их задачу, тот радостно встрепенулся.
— Хвормирование?! — живо переспросил боец. — Товарищ начальник, вы меня отпустите, я разом и ворочусь. Тут ребята в овражке картоху пекут, целый взвод. Я их зараз всех приведу!
Баграмов поколебался, но раздумывать было не время.
— Беги, да скорей! Какого там черта возиться с «картохой»! Как роту сколотим, так тотчас получите с кухни завтрак — да сразу на передовую, на пополнение частей. Фашист-то не ждет!
— Известно, не ждет! — легко согласился боец.
Политрук переглянулся с Баграмовым, молча сомнительно дернул плечом, но не сказал ни слова. Красноармеец исчез в кустах, а минут через десять в расположение заградительного поста явился весь взвод, вместе с горячей печеной «картохой» на плащ-палатке.
В окопе они лупили выгребенную из золы костра черную, горелую картошку, обжигались, перемазались, как ребятишки, и весело хохотали.
— Товарищ начальник, хотите горяченькой? — предложили радушно Баграмову.
Он вместе с политруком присоединился к их незатейливой трапезе.
Вначале пополнение подходило медленно.
— Плохой что-то нынче у нас улов, не подходит народ! — заговорил боец, приведший весь взвод с «картохой». — Хоть повзводно ведите нас, товарищи командиры. Немец теперь по всем дорожкам сочится на Вязьму. И нам бы не отставать!
— Приказано — ротами, — сказал политрук Яша Климов.
— И правильно, ротами! А что ему взвод, сглонёт — не приметит! — отозвался второй боец.
— Не больно «сглонёт»! Глядишь, и подавится! — подал реплику третий.
задорно пропел перепачканный, как мальчишка, красноармеец.
— Рожу вытри, артист! Весь в саже! — строго заметил ему командир отделения.
— Фашисту страшнее будет! Подумает — русский черт! — подхватил кто-то.
«Шутит народ, смеется, — подумал Баграмов, — а пока он шутит, он бодр».
Наступило утро. Отдельные бойцы и группы стали чаще появляться на перекрестке, и лесные окопы наполнялись свежими подразделениями, которых так ждали на пополнение усталые за ночь и потерявшие многих бойцов полки.
«Но что это будут за роты? Командиры не знают бойцов, бойцы — командиров!» — подумал Баграмов.
Красноармейцы притащили воды, разложили костер, многие успели побриться, сходили к ручью, умылись, почистились, подтянулись.
