одевания обнаружилось на бетонном полу уже четверо мертвых. Пока добрели до кухни, умерли еще двое.
Кто-то кормил Пимена с ложки горячей баландой. Он опять потерял сознание…
…Очнулся он уже на лазаретной койке. Едва он шевельнулся, как на соседней койке, стоявшей вплотную с ним, кто-то порывисто сел. Пимен узнал верного друга, «пацана» Еремку Шалыгина.
— Все-таки живы, Ерема, — пролепетал Трудников едва слышным шепотом, желая сказать эту фразу бодро и громко. — Авось еще повоюем, Ерема!
— Повоюем, — так же тихонько ответил «пацан». — А дядю Федот Андрияныча насмерть убили, — добавил он.
О прочих товарищах, разосланных по другим лагерям, они ничего не узнали.
Глава двенадцатая
Раза два уже случалось так, что, когда Балашов хотел дать приезжим антифашистский устав, ему говорили, что эта «вещица» у них уже есть и что по ней «дело сделано». Иван понял, что, значит, где-то в других лагерях происходит обмен литературой, выходящей из ТБЦ.
Приезжавший уже несколько раз в ТБЦ санитар из лагеря Зюдерзее, в очередное посещение лазарета, рассказал Ивану, что при въезде в Дрезден находится бензоколонка, где заправляют грузовики. Кроме двух немцев при бензоколонке работают двое пленных «пацанов».
— Пока грузовик заправляется, — с увлечением рассказывал приезжий, — пацанва сейчас к пленным рабочим в грузовики: «Даешь закурить!» Тары-бары — где кто? На какой работе, как кормят? Про то да про сё… А сами вот такие же наши книжечки туда, сюда: одним дают, у других в обмен принимают… Так, брат, «торгуют» — ну, прямо герои! — восхищался санитар. — К нам в Зюдерзее ходит один из рабочей команды с лесопильных заводов, просил еще захватить для этих ребят «Устав» и «Люди познаются на деле»…
— Молодые? — спросил Балашов.
— Говорит, что лет по семнадцати, что ли.
— Опасное дело, — сказал Иван. — Для таких молодых…
— Да ну, не опаснее фронта! — возразил зюдерзейский санитар.
В самом деле, кто думал сейчас тут о личной опасности?!
Разве для девушки, для Машуты, молоденькой, слабой, больной, не было опасно иметь дело с хранением карт, компасов, литературы? И ей, дорогой и любимой, разве не приносил он сам, Иван, этих новых опасных кладов, которые могли ее привести на виселицу или бросить на страшные издевательства гестаповских палачей?..
Давно ли Иван был в восторге от первого сообщения из другого лагеря о том, что «задание выполнено», то есть созданы антифашистские группы. Теперь подобные сведения перестали уже его удивлять. Приезжие не только рассказывали ему об организации АФ-групп, но настойчиво требовали конкретного руководства и просили передать «кому следует», что необходима книжечка по обмену опытом между такими группами.
— Ну как же я передам! Я же сам не знаю, где это все. Мне привозят. Дают. И только! — уверял Иван.
Из лагеря «Винтерберг» прибыл обросший черной бородой, отерханный, сгорбившийся, едва ходячий Батыгин. Его поддерживал так же едва живой, такой же обросший и едва державшийся на ногах Васька- матрос.
При виде их, у Ивана дрогнуло болью сердце. Но Никита лукаво подмигнул:
— Что же ты нас с приездом не поздравляешь, разбойник?!
— Я рад, — бормотнул Балашов. — Просто я растерялся, даже не сразу узнал…
— Пожалел, дурачок! А ты руку дай, руку. Иван протянул ему руку и почувствовал, как ее крепко стиснули уверенные и крепкие пальцы Никиты.
— Ого, ты какой! — воскликнул Иван.
— Жилистый! — подмигнул на Батыгина Васька.
— Маскировочка! — усмехнулся и сам Батыгин. Диагноз, однако, стоял у обоих «открытый туберкулез».
— Мы бы сейчас с дороги задали тягу — случай был. Да врачей подводить неудобно — они нам на честное слово приписали туберкулез, — сказал Васька.
— Однако мы тут у вас долго не заживемся. Наметили кое-что посерьезней. Может, нам и тебя сговорить удастся на этот раз! — добавил Никита.
Они не долго пробыли в карантине, Иван ухитрился их перебросить скорее в ТБЦ, но его они растревожили. Несмотря на свой страшный вид после карцера и побоев, Никита все время горел и умел зажигать людей.
Пойманные в побеге Никита и Васька были направлены сначала не в ТБЦ, а в лагерь с тяжелым режимом — на шпальный завод «Винтерберг».
На тяжелой работе, при голодном пайке, не редко случалось, что кого-нибудь искалечит упавшее дерево, кто-нибудь поранит себя топором или срежет палец пилой, а не то обожжется горячим гудроном. На этот случай был при заводе медпункт, состоявший из фельдшера и двоих санитаров с парой носилок, бутылочкой йода и несколькими перевязочными пакетами на медицинском «вооружении».
После подачи первой помощи фельдшер или санитар доставлял больного в ревир.
Была и «естественная» убыль рабочей, силы: голод и тяжелая работа истощали людей, и их отправляли умирать в лазаретах. От фельдшера, с которым Батыгин познакомился ближе, он узнал, что таких ослабевших больных по железной дороге везут в ТБЦ, при этом фельдшер сопровождает больных и сдает их с рук на руки ТБЦ-персоналу. Батыгин, поговорив несколько раз с фельдшером, посоветовал ему познакомиться ближе с Иваном, которому передает он больных.
Так был вскоре получен устав АФ-групп, затем геббельсовская брошюрка о пленных в войну 1914– 1918 годов.
Антифашистскую группу удалось создать неприметно, расставить в разных точках завода. На заводе и раньше бывали «чрезвычайные происшествия». То падало давление в барабанах пропитки шпал, то вышел совсем из строя компрессор, то как-то в зубья пилы попало зубило, и лесопильная рама вышла из строя, то даже сгорела обмотка мотора, то порвался приводной ремень динамо-машины. Ни разу не было оснований для обвинений пленных, и немецкие мастера могли только жаловаться хозяину на ветхость оборудования.
Немцам не приходило и в голову, что среди рабочих команды находится капитан-лейтенант, корабельный механик.
В следующую поездку кроме литературы фельдшер привез из ТБЦ компас и карту железных дорог Германии.
— Задумали дельце, ребята. Хотят с готовыми шпалами укатить по железной дороге, — сказал фельдшер Никите. — С немцем затеяли торг.
— А проверенный немец? — спросил Батыгин, которому сразу ярко представилась возможность проехать на поезде за пределы Германии.
— Немец вроде надежный, — сказал фельдшер.
Два вечера трое командиров, задумавших убежать, изучали карту, на день ее прятали в уборную. Ждали погрузки готовых шпал. В последний вечер накануне предполагаемого отъезда, ожидая когда уборная опустеет, они задержались все трое, чтобы вытащить и рассовать по карманам карту, заранее припасенный к побегу кинжал и компас. Уже оттрещали свистки, и минуты на две будущие беглецы опоздали в строй на поверку. Они все трое бежали от уборной занять свое место в строю, когда раздалась команда «ахтунг».
В ту же секунду фельдфебель убил всех троих пистолетной очередью. Пленные поняли, что это
