голову, концы мокрых прядей свисали в пластмассовый ящик, который она держала на коленях. Стекавшие по лицу струйки дождя смешивались со слезами.

После спешного отъезда Корригана в Иорданию она чувствовала себя безнадежно одинокой. Одно его присутствие каким-то образом возводило барьер, защищавший ее от Кона Мойлана. Теперь она была беспомощной и уязвимой. Уязвимой для его взглядов и насмешливых ухмылок, с которыми он выжидал момент, когда она будет сломлена.

Каждый день Мегги отправлялась на плантации вместе с Мойланом и Софией, а с некоторых пор к ним присоединились О’Хейр и Салливен. Оба больше помалкивали, но она читала их мысли и знала, что мужчины помнят ее так же хорошо, как она помнит их. И мысленно снова невольно видела свое белое голое тело, распятое на полу ольстерского амбара. Она подчинялась не идее и даже не Мойлану, а воле Мойлана. Эту картину она сейчас наблюдала сверху, словно дух, отделившийся от собственной плоти.

Может быть, именно так все и было. Ведь Мойлан говорил, что хочет пробудить в ней темные силы, показать, что таится в потаенных глубинах ее сознания, лишить способности и желания принимать собственные решения. Подчинить чужой власти. Своей воле.

— Ты похожа на Северину из «Дневной красавицы» Бунюэля,[53] — сказал он ей как-то.

Только три года назад ей удалось посмотреть этот фильм в маленьком лондонском кинотеатре. Игра Катрин Денев взволновала ее до глубины души, она ушла, не досидев до конца.

Сквозь сетку дождя Мегги разглядела приближающийся джип. За рулем сидела девушка из Восточной Германии, с которой она познакомилась в кафе «Неон».

Никто из окружающих не обращал внимание на Мегги, сборщики толпились возле фляг с горячим кофе.

Ни Мойлана, ни остальных среди них не было; как всегда, на работу отправили одну Мегги. Она понимала, что Мойлан делает это нарочно. Старается сломить ее дух, снова подмять ее под себя. По вечерам улыбается, глядя на ее изнуренное лицо, смеется, увидев ее под душем, исхудавшую, с обвисшей кожей, с выпирающими костями. Не прикасается к ней. Не таков Кон Мойлан. Он будет ждать, когда она сама приползет.

Ну и черт с ним! Вскочив, она побежала, спотыкаясь и скользя по размокшей земле, чуть не упав перед резко тормознувшим джипом.

— Мегги! — крикнула немка. — Ты что?

— Мне плохо, Эрика. Ты в город?

— Везу ящики. Тебя подбросить?

Фермер наблюдал, не сводя с них глаз. Он получил от ирландца инструкции, не собирался их нарушать и полез в свой фургон за рацией.

Через полчаса джип уже катил по лужам на площади Платании. Мегги поблагодарила подругу и бросилась под дождем к белому зданию переговорного пункта, замерла перед кабинками у стены и постояла минутку в своей мокрой одежде, с которой на кафельный пол текли струйки воды.

Она вдруг сообразила, что у нее нет денег. Мойлан предусмотрительно давал денег в обрез, чтобы хватало только на еду.

Мегги нерешительно направилась к окошечку.

— Я хочу позвонить в Лондон.

Служащий равнодушно кивнул.

— Пройдите в четвертую кабину. Потом заплатите.

Сердце ее стукнуло. В конце концов, можно поговорить, а потом уж думать о последствиях. Звонить домой нет смысла. Макс, конечно, еще в Иордании с Лу Корриганом. Она вызовет Флойда. Узнать, как там маленький Джош, что нового…

Страшно волнуясь, она дважды неправильно набирала номер. Попробовать еще раз… Послышались знакомые гудки. Ей казалось, что она пытается через много миль дотянуться до прежней реальной жизни и прикоснуться к ней. Еще гудок. Не отвечает.

Ну же, ну!

Щелчок. Гудки прекратились. Мегги услышала приглушенный детский плач.

— Алло?

— Ровена, это я, Мегги!

— Мегги? — недоверчиво переспросила Ровена.

— Да, да! Как Джош?

— Он… хорошо… — Ровена заволновалась. — Слушай, тут приходили люди, спрашивали, где ты…

Рука Кона Мойлана нажала на рычажок, и разговор оборвался.

— Вот глупая сука!

Она испуганно отпрянула и выронила из рук трубку.

— Кому ты звонила?

— Только менеджеру Макса… — Она судорожно сглотнула. — Узнать про ребенка…

— Глупая сука, — повторил он, вешая трубку. — Хочешь, чтоб нас нашли?

— Я ничего не сказала бы, Кон, поверь!

— Они могут проследить за звонком.

— Флойд? — недоуменно нахмурилась Мегги. — Ничего не понимаю.

— Да не Флойд, — прошипел Мойлан, — контрразведка.

— Я все-таки не пойму, зачем?

Он оглянулся.

— Не важно. Иди домой. Не спорь и не поднимай шум.

Он заплатил за разговор и потащил ее в дом на пляже. Грубо втолкнул в открытую дверь, так, что она ударилась о кровать, покорно присела на краешке, умоляюще прошептала:

— Кон, ради Бога, не бей меня…

Он захлопнул за собой дверь и подскочил к ней.

— Ты хотела, чтоб нас нашли?

— Не мели ерунды. Я беспокоюсь о своем ребенке.

— Ну, так не беспокойся. С ним все в порядке. Я знаю, что там происходит. А если и ты хочешь знать, спроси меня. Я тебе запретил звонить кому бы то ни было.

С несчастным видом глядя на свои сложенные на коленях руки, она пробормотала:

— Когда ты отпустишь нас с Максом?

Он выпрямился в полный рост.

— Я уже отпустил Макса. И этого ублюдка американца.

— Лу? Как отпустил? Куда?

— Отправил обоих в Багдад.

— В Багдад? — тупо повторила она, думая, что ослышалась. — Ты хочешь сказать, в Ирак?

— Прямехонько в лапы врага. Их в Иордании поджидала ловушка — иракская разведка.

— Но вы ведь работаете на иракцев?

— Я — да, мышка, а Макс и Лу — нет.

— Да ты о чем говоришь?

Он бросился на нее, схватил за мокрые волосы, скрутил жесткой хваткой, заламывая ее голову назад, пока она не начала задыхаться.

— Ты, глупая долбаная сука, путалась все эти шесть лет с кровавым английским шпионом! Ты спала с врагом. Ты трахалась с проклятым доносчиком.

— Что ты несешь? — простонала она, корчась от боли.

— Твой возлюбленный — подсадная утка. Бог знает, как англичане его подсунули, только они тебя специально приметили. Через тебя до других добирались. Бросили тебе наживку, и ты ее проглотила. Крючок, удилище, поплавок и грузило…

Она наконец вырвалась и вызывающе глянула на него полными слез и боли глазами.

— Я тебе не верю.

— Меня не интересует, веришь ты мне или нет. Если ты думаешь, что этот ублюдок тебя любит, дело