— Разве мы не можем стать любовниками?

Он сел, распрямляя спину.

— Ты же американцев терпеть не можешь, забыла?

— Я считаю тебя ирландцем.

— Дело твое, — буркнул он. — Только мой страшный сон мог в самом деле плохо кончиться. В следующий раз будь осторожней.

Она посмотрела на жесткое, обветренное лицо американца и вспомнила, как эти непроницаемые сверкающие глаза впервые загадали ей загадку. Чего он хочет: убить ее или заняться любовью? Этого ей никогда не узнать.

— Пойду приготовлю кофе, — сказала она и направилась в кухоньку, не дав себе труда одеться.

— Накинь что-нибудь, — приказал он.

— Вы что, никогда не были женаты, мистер Корриган? — спросила девушка, не скрывая своего раздражения. — Не видели голую женщину?

— Видел целую кучу, — сказал он, натягивая старую хлопчатобумажную майку и выпуская ее поверх боксерских трусов. — И женат тоже был. Но я беру женщин, когда мне этого хочется. Плати деньги и не слушай никакой ерунды, никаких романтических бредней, никаких ужинов при свечах. Дешевле обходится.

— Значит, секс для тебя все равно, что еда или выпивка? — поддразнивала она, улучив все же момент, чтобы накинуть старый халат. — А как же любовь?

Он пожал плечами, обтянутыми сшитой из кусочков кожаной курткой, взглянул в окно на занимавшийся день и пробормотал:

— А как же измена?

Девушка была заинтригована, его непробиваемое равнодушие почему-то серьезно задевало ее.

— Похоже, ты пережил несчастный роман.

Он резко повернулся к ней.

— Уверяю тебя, я в долгу никогда не оставался.

— Верю. — Она помолчала, тщательно подбирая слова. — Мне просто кажется, что кто-то сильно тебя обидел и ты возненавидел женщин. Я часто встречала таких мужчин.

— Ах, тебе кажется? — окрысился он. — Да что ты об этом знаешь? Богатая сучка из благополучной мещанской семьи, балованная девчонка, у которой было все, чего пожелаешь!

Она непроизвольно попятилась, пухлые губы раскрылись, дрогнули.

— А ты что обо мне знаешь?

Он уловил выражение ее лица, неожиданно ухмыльнулся и полез в карман за сигарой.

— Гадаю, но думаю, близко к истине. — Щелкнул старенькой зажигалкой «Зиппо», выпустил клуб дыма. — Типичная бедненькая богатенькая девица, которая может позволить себе роскошь спутаться с анархистами. Вести воображаемую борьбу ради выжидающих жертв социальной несправедливости, чересчур законопослушных, чтобы самим взяться за дело. Так ты это себе представляешь?

Она не ответила. Понимая, что этот человек, с которым они едва знакомы, разгадал ее сокровенную тайну, молча ждала, когда закипит кофе.

Подала ему чашку и проговорила:

— Я тебе не нравлюсь.

— Ни да, ни нет. Я занят делом.

— Ты всегда занимался тем, что убивал людей?

Он секунду разглядывал ее, согревая застывшие в нетопленной комнате руки о горячую чашку.

— Почти.

— Тебе нравится это дело?

— Иногда. Но чаще это вопрос выживания. Я или он.

— А зачем ты здесь, в Греции? Ради какой-то идеи?

— Я зарабатываю деньги.

— Тебе платят деньги за идею, в которую ты веришь? За борьбу в Ирландии?

Ему захотелось ударить ее. Заорать и сказать, что она просто запутавшаяся глупая сучка. Что он видел сотни мужчин и женщин, убитых за идею, в которую верил кто-то другой. Что она влезла в свою борьбу, пытаясь загладить вину за то, что родилась в рубашке и ей никогда не приходилось, подобно другим, бороться за существование. Но это было бессмысленно, ибо фанатики вроде Софии Папавас никогда не признают правду, даже если она стоит у них прямо перед глазами.

Вместо этого он сказал:

— Все мы во что-нибудь верим.

Она сверкнула глазами, ошибочно заключив, что пробила брешь в его стальной броне.

— Обещаю, что в отличие от других женщин, которых ты встречал в своей жизни, никогда тебя не предам.

Небо над холмами начинало светлеть, обрисовывая голые склоны.

— Рад это слышать, София. Правда рад.

В половине восьмого Корриган и София встретились с Мегги и Мойланом, и все вместе они смешались с толпой скучившихся на деревенской площади сборщиков апельсинов, одетых во что попало.

Люди стояли в промозглой утренней сырости, переминались с ноги на ногу, пытались дыханием согреть побелевшие от холода пальцы, и пар, как густой туман, вырывался из раскрытых ртов. Потом на главной улице появились первые машины, а с ними и работодатели, которые расхаживали, придирчиво разглядывая выстроившихся в ряды работников, словно рабовладельцы былых времен.

— Три тысячи драхм за пятьдесят ящиков, — объявил один фермер.

Кучка готовых работать за любые деньги славян с изможденными лицами рванулась вперед.

Другие остались на месте, ожидая более выгодных предложений.

— Четыре тысячи, — крикнул другой. — И сотня драхм премии за каждый ящик сверх пятидесяти.

Третий искал рабочих поопытней, понадежней.

— Будете собирать у подножия холмов. Сбережете спины.

Компания Мойлана, следуя указаниям Георгоса, держалась в сторонке. Приехавший в красном пикапе «тойота» фермер узнал их сразу.

— Требуются надсмотрщики. Чтобы умели водить машину. Четыре с половиной тысячи в день каждому. — Не обращая внимание на лес взметнувшихся рук, он кивнул Мойлану. — Давайте вы, четверо. Лезьте в кузов.

В пикапе уже сидела бригада, состоящая из людей разной национальности, и фермер взял курс на окутанные облаками горы.

Каменистая дорога закончилась у дальнего горного перевала, где на склонах высились бесконечные ряды апельсиновых деревьев, а под нижними их ветвями ползли, извиваясь, как черные змеи, ирригационные трубы. Фермер подождал, пока рабочие разберут пластиковые ящики и разойдутся по своим рядам. Прежде чем дать задание новым надсмотрщикам, он обменялся с Софией несколькими греческими словами.

— Что он сказал? — спросил Мойлан.

— Сказал, что не знает, зачем мы здесь, и знать не желает. Говорит, если мы будем собирать апельсины, он нам заплатит, а если нет, то нет. — Это казалось Софии забавным. — Днем мы можем пользоваться этим пикапом, но к трем часам должны возвращаться, чтобы грузить ящики. Велел позаботиться о заправке.

Мойлан окинул взглядом огромную апельсиновую плантацию. Занятые работой сборщики, казалось, не обращали внимание на окружающих.

— Позаботимся и поработаем. Вы, девочки, наберите пару ящиков, поставьте где-нибудь рядом с другими. Мы с Лу займемся делом.

Девушки одарили его сердитыми взглядами, нехотя вытащили по ящику из общей кучи и поплелись к остальным рабочим. Заморосил дождь.