Зу не помнила, как прошел остаток дня. На ужин были тако[5] и буррито. Из ресторана, конечно, ибо Зу сама не готовила и даже никогда этому не училась. Внешне она вела себя так, будто это был самый обычный день и ничего не случилось. Если не считать того, что несколькими днями раньше Уильям покончил жизнь самоубийством.

Был уже двенадцатый час. Скотт ушел спать, а Зу сидела вместе с Марисоль за чаем. Она наконец передала своей старой подруге содержание разговора с Филом. Марисоль надолго задумалась: до нее не сразу дошла вся дикость создавшегося положения. А Зу смотрела на нее и думала о том, что все это сон. Скоро она проснется и весь этот кошмар исчезнет. Но обведя глазами комнату, обставленную синей, желто-розовой и бежевой мебелью в южном стиле, она поняла, что не грезит. Все выглядело слишком отчетливо и ясно.

— Наверно, поэтому он и покончил с собой, — вдруг проговорила Марисоль.

В ту секунду Зу пришла на ум та же мысль. Она не была убеждена в этом, но и не чувствовала в себе сил возражать.

— Есть еще страховка, — сказала она. — Он выписал полисы на каждого из нас. Полмиллиона долларов. Как раз хватит оплатить закладную, но и только. Мы останемся без гроша.

Марисоль помешала чай ложкой.

— Видимо, придется продать дом, — продолжала Зу. Но голос ее прозвучал неубедительно даже для нее самой. — Расплатимся с долгами и еще останется немного, чтобы купить новое жилье. Поменьше, конечно. Только на нас троих.

Марисоль все эти годы считалась уже членом их семьи, и Зу хотелось заверить ее, что в этом отношении ничего не изменилось. А может быть, она хотела скорее саму себя заверить в этом.

— Где? — спросила Марисоль. — Опять квартира?

Зу судорожно вцепилась в свою чашку.

Марисоль накрыла ее руку своей.

— Послушай. Лично я смогу вернуться туда. Жизнь в Седар Блаф всегда казалась мне каким-то сном, сказкой. Но ты? Ты в квартиру вернуться уже не сможешь, Зу. Твой дом здесь. Твой и Скотта.

Зу почувствовала, как на глаза стали наворачиваться слезы. Она так долго сдерживала их, что теперь они покатились по щекам сами собой. И когда теперь высохнут ее глаза? Через несколько дней? Месяцев? Лет?

— У меня нет выбора, — всхлипывая, пролепетала она.

— Выбор всегда есть. Взгляни на себя. Ты красавица. Кинозвезда.

У Зу от обиды загорелись щеки. Она с шумом отодвинула стул и поднялась.

— Не будь же ты дурочкой, Марисоль! А я-то думала, что смогу на тебя рассчитывать…

— Ты можешь на меня рассчитывать.

— Как же могу, если ты говоришь такие вещи? Посмотри на меня! — Зу опустила руки вдоль тела. — Я старая. Толстая. А посмотри на мой рот! Видишь, какой он кривой?

— Ничего подобного.

— Кривой, я знаю! Стоит мне посмотреть в зеркало, как это сразу же бросается в глаза. А мое лицо? Оно же заплыло жиром!

— Ты слишком к себе приглядываешься. Ты не видишь той Зу, которую вижу я.

— Боже, Марисоль, — не унималась Зу, не слушая подругу. — Да разве дело только в моей внешности? Я не работала уже пятнадцать лет! Я бывшая! За бортом! — Она случайно задела рукой чашку, и та едва не свалилась со стола. Чай расплескался на пол. — Черт!

Марисоль спокойно поднялась и стала вытирать пол своей салфеткой.

— Сядь, — жестко приказала она.

Зу села.

Марисоль вернулась на свое место.

— Послушай, что я тебе скажу. Многие воспринимают тебя такой, какой ты им запомнилась. Для многих ты до сих пор кинозвезда. Для меня лично ты еще и подруга.

Зу продолжала бороться со слезами.

— Ты начинала с нуля. Я-то знаю это лучше, чем кто бы то ни был. Ты никогда не забывала про меня. Даже во время болезни. Дала мне эту работу. Говорила, что я навсегда стала частью твоей жизни. Я, конечно, не сидела сложа руки, заботилась о тебе. Но то, что ты сделала для меня, ценится выше. Ты спасла меня.

Зу вспомнились те жуткие ночи, когда за стенкой слышались крики и звуки ударов. Рыдания. Она помнила Марисоль с вечными синяками на лице, на руках и ногах. У Марисоль не было детей. С одной стороны, это печалило, с другой — радовало ее. Ей труднее было бы уйти от мужа, если бы были дети. А уйти ее уговорила Зу. Убедила в том, что это единственно верное решение.

— Ты хочешь продать Седар Блаф? — переспросила Марисоль. — На твоем месте я бы этого не делала. Может, позже. Но не сейчас. Еще рано.

Зу закрыла лицо руками:

— Ты же сама хотела, чтобы я не показывалась здесь после гибели Уильяма!

— Да, я хотела, чтобы ты провела несколько дней где-нибудь в другом месте. Несколько дней. Неделю. Не больше. Здесь твой дом, Зу. Седар Блаф — часть твоей жизни, от которой нельзя отказываться. По крайней мере пока. — Марисоль отвела руки Зу, открыв ей лицо. — Я тебе скажу, как нам быть. Тебе необходимо вернуться к работе. Ты сказала, что страховки хватит на то, чтобы оплатить закладную. Прекрасно. Но чтобы жить дальше, нужно вернуться к работе. А потом, позже, если ты все-таки решишь продать дом — пожалуйста. Но это уже будет вопрос твоего свободного выбора, а не его отсутствия.

— Марисоль, я не смогу…

— Не морочь мне голову! Ты будешь делать то, что я тебе говорю.

Зу вспомнила, что эти слова Марисоль произносила неоднократно во время ее болезни. Поначалу Зу боялась вставать с постели, боялась вновь довериться своим ногам. Иногда несколько дней подряд она проводила в молчании, даже не пытаясь говорить. «Не морочь мне голову!» — кричала в таких случаях Марисоль, и это срабатывало. Тогда…

— Сейчас другая ситуация, Марисоль. Такие слова годились, когда нужно было укрепить мой дух, поднять настроение. А сейчас речь идет о деньгах. Счетах. Об огромных счетах. У меня просто нет средств, которые помогли бы выйти из положения.

Марисоль наклонилась к ней и взяла ее лицо в свои руки. Она посмотрела подруге прямо в глаза и проговорила:

— Нет, есть. У тебя есть мужество, дорогая. Скотти. Я. И я помогу тебе.

Марисоль вновь поднялась и стала расхаживать по комнате.

— И вот с чего мы начнем. Тебе необходимо привести себя в порядок. Как только ты будешь выглядеть как кинозвезда, ты и почувствуешь себя таковой.

Зу вздохнула.

— Тебе надо посетить какой-нибудь курорт.

— Минеральные воды?

— Да, минеральные воды.

— Едва я покажусь там, как через десять минут об этом уже будут знать все бульварные писаки.

Марисоль сделала еще один круг вокруг стола.

— Мы подыщем местечко, где тебя никто не найдет. Где-нибудь подальше отсюда.