Между тем 'Следы' продолжали читать с жадностью, главным образом благодаря радикальности взгляда на естественную эволюцию. Но именно это и вызывало оскорбительные замечания по поводу книги. Большинство из них, по мнению Дарвина, были совершенно неуместными, но острота самой реакции его нисколько не удивляла.

– Книга, конечно, слабая и неубедительная, – заметил Чарлз в разговоре с Гукером, который приехал навестить его в Даун-Хаусе в начале декабря, захватив с собой первую часть своей новой книги 'Флора Антарктики'. – Автор страдает теми же пороками, что и мой дед в своей 'Зоономии'. Чувствуется, что ни тот, ни другой не занимались самостоятельными исследованиями, не вели наблюдений за природой, как делал это я на 'Бигле'. С другой стороны, оба прочли всю имевшуюся в их распоряжении литературу. Так что 'Следы' тоже плод кабинетного творчества.

– Не знаю, лично меня они больше позабавили, чем взволновали, ответил Гукер.

– Вы правы, – согласился Чарлз. – Представление о том, что рыба превращается в пресмыкающееся, и в самом деле смехотворно.

Немного поколебавшись, Дарвин принял смелое решение.

– Дорогой мой Гукер! У меня имеется собственная рукопись, страниц на двести тридцать, об эволюции видов. Ее никто не видел, кроме переписчика. Не хотите ли вы с ней познакомиться? Тогда можно будет сравнить ее со 'Следами'. Я знаю, что могу рассчитывать на ваше благоразумие.

– О да, безусловно.

Гукер читал рукопись, запершись в кабинете Чарлза. На следующий день в полдень они отправились в дальнюю прогулку. Первым заговорил Гукер – голос его звучал вежливо, но твердо.

– Особенно по душе мне пришлись те примеры, которые взяты из моей области. То место, например, где вы пишете: 'Может ли кто-нибудь утверждать, что если огородничество и цветоводство будут процветать еще несколько столетий, то у нас не появятся многочисленные новые сорта картофеля и георгинов?..'

– А мои принципы отбора, постепенное появление новых видов, вымирание старых – что вы думаете обо всем этом?

Гукер набрал в легкие побольше воздуха.

– Я согласен с вашими предположениями… до известной степени. Вы безусловно правы, говоря о бесконечной изменчивости видов, о способах их передвижения и расселения. Я принимаю и взаимосвязанность отдельных видов, их родство с ископаемыми предшественниками. Но когда я добираюсь до главного вопроса о превращении одного вида в другой, то здесь ваши аргументы меня не убеждают.

Солнце постепенно угасало на зимнем небе, и Чарлз потуже затянул на шее шерстяной шарф.

– Ничего, дорогой мой. Придет время – и вы убедитесь.

Они повернули обратно к дому, где в гостиной вовсю полыхал камин и Эмма ждала их с чаем.

Наступил новый, 1845 год. Выяснилось, что Эмма снова беременна. 13 февраля она отправилась в Мэр повидаться с матерью и сестрами, оставив Чарлза дома с тремя детьми. Погода стояла такая сырая и туманная, что играть можно было только в комнатах. Целые часы Чарлз проводил с ними за игрой в снап с двумя колодами карт или возился с Этти. Иногда, когда дети начинали слишком уж шуметь, прыгать на диванах или играть в салки, опрокидывая стулья, Чарлз ворчал:

– Я тоже буду прыгать – от радости, когда зазвенит звонок на обед.

Уильям добавлял:

– А я знаю, когда ты будешь прыгать еще выше: когда мама приедет, вот когда.

Несмотря на нездоровье, к концу апреля он закончил вчерне свои 'Геологические наблюдения над Южной Америкой'. Тогда же Чарлз в первый раз получил за свои писания приличный гонорар – сто пятьдесят фунтов стерлингов. Их заплатил ему Джон Мэррей, приобретший права на издание его 'Дневника изысканий ('Путешествие натуралиста вокруг света на корабле 'Бигль') в сериях 'Колониальная библиотека' и 'Домашняя библиотека'.

– Правда за эти денежки мне придется изрядно попотеть, – сообщил он Эмме. – И Джон, и я – мы оба считаем, что книга выиграет от переработки и сокращений.

Игра в данном случае стоила свеч. Ведь 'Дневник' попадал теперь к более широкому кругу читателей: книга должна была стоить всего полкроны. Издание, конечно, не назовешь роскошным: мелкий шрифт, крошечные поля. Жертвовал Мэррей и картами, о чем Чарлз весьма сожалел. Но зато увеличивалось число иллюстраций. Выпуски этой серии пользовались большим спросом. Всем этим Дарвин был обязан Лайелю, под чьим влиянием Мэррей приобрел права на публикацию.

Чарлз, не откладывая, принялся за переделки. Он наполовину сократил описание климата и ледников, но зато добавил многое из жизни аборигенов Огненной Земли. Самым же ценным добавлением, решил он, явилась смягченная, правда, постановка вопроса о вымирании видов. Шесть лет, истекшие с момента первой публикации 'Путешествия', не прошли для Дарвина даром. Новое издание в гораздо большей мере, чем прежнее, отражало его веру в эволюцию.

Тем временем в Даун-Хаус собрались приехать супруги Лайель. Чарлз только что получил по почте книгу Лайеля 'Путешествие по Северной Америке'. Он тут же прочел ее. Его критический взгляд обнаружил в ней прегрешения не только против структуры, но и против морали. К примеру, автор, казалось, довольно терпимо отнесся к рабству. Чарлз так и заявил ему, едва они отправились вдвоем на прогулку в лес. Лайель был поражен. В конце года они с женой снова собирались в Соединенные Штаты, на этот раз на целых девять месяцев, и он обещал Дарвину внимательно отнестись к изучению данной проблемы.

– Послушайте, Дарвин, – обратился он к другу, – моя Мэри самым решительным образом останавливает меня, если я чересчур много работаю. А как Эмма, тоже держит вас в узде?

– Это излишне: с ее обязанностями справляется мой мерзкий кишечник.

Чарлз украдкой бросил взгляд на лицо Лайеля.

– Я знаю, многие из моих друзей думают, что я – ипохондрик.

К этому времени они возвратились в маленькую пристройку к гостиной, выходившую окнами на сад и окрестные луга. Закатившееся летнее солнце оставило на небе целую гамму оттенков – от светло-розового до темно-пурпурного.

Лайель подвинул свой стул поближе к Дарвину:

– Нет, мы вовсе не думаем, что вы, Дарвин, страдаете ипохондрией. Мы только недоумеваем, как это врачи не могут поставить правильного диагноза.

– Как и я сам!

Вскоре после отъезда Лайелей в Лондон Эмма разрешилась от бремени: Джордж Говард Дарвин, их второй сын, редился 9 июля 1845 года. На этот раз Эмма долго не могла оправиться после родов. Чарлз был с нею столь же нежен, как она бывала терпелива с ним во время его приступов. Оба они души не чаяли в своем пухленьком младенце, а сколько было радости, когда Эмма снова смогла гулять с Чарлзом в саду и в лесу!

В июле, сентябре и октябре Джон Мэррей выпустил 'Путешествие на 'Бигле' тремя отдельными частями. Читатели хорошо их встретили. После этого он отдал в переплет пять тысяч экземпляров всей книги целиком. А ведь в свое время другому издателю, Колберну, понадобилось почти четыре года, чтобы распродать всего полторы тысячи.

– Что касается количества, то это настоящий скачок, – воскликнул Чарлз, добавив не без некоторой горечи: – Правда, в анонсе серия была названа 'дешевой'. Лучше бы уж выбрали другое слово – скажем, 'недорогая'.

В Лондон Чарлз поехал, чтобы походить по книжным лавкам и пообедать с Лайелем в 'Атенеуме'. Выбрав столик в самом дальнем углу, они удобно расположились у окна на обитых кожей стульях.

– А ведь все это время я не переставал читать и собирать факты для доказательства видоизменения одомашненных животных и растений, – рассказал Чарлз. – По вопросу о видах у меня накопилось множество фактов. Мне кажется, что теперь я могу сделать обоснованные выводы.

– О том, что все виды способны изменяться и что изменения эти происходят на протяжении тысячелетий?

– Да. И что родственные виды происходят от общих предков.

– И вы все еще не надумали обнародовать свою теорию?

– Нет. Во всяком случае, это будет не скоро… если будет вообще. Я занимаюсь видами уже девять