Полуденный августовский зной был нестерпим. Каждый день часа на три-четыре Шлиманы ездили в Фалерон купаться. Вода в их дом, как во многие другие дома в Афинах, поступала с перебоями—без конца поливались пыльные горячие улицы. По утрам Генри запирался у себя в кабинете и, чтобы отвлечься от свалившихся на него неприятностей, писал деловые письма. И действительно, он так увлекся делами, что даже забыл поздравить жену с четвертой годовщиной их свадьбы и ничего ей не подарил.

Они почти не появлялись в городе.

— Самое лучшее — укрыться в пещере, пока не стихнет ураган, — говорил Шлиман.

Да и ходить по городу было трудно: все улицы разворочены— прокладывали газ. Генри одним из первых купил у газовой компании оборудование для освещения нижних и верхних комнат. Рабочие целую неделю вскрывали полы и долбили стены, зато какой был восторг, когда Генри в первый раз повернул выключатели и поднес к горелкам спичку, залив комнаты ровным ярким светом.

Генри ушел в дела и выкинул из головы неприятности, а для Софьи настало мучительное время. Вдали от Трои, от ежедневных волнующих находок она дни напролет терзалась угрызениями совести. Она же не меньше Генри отвечала за содеянное! Помогла тайно перенести золото в дом, спрятала его в своем сундуке и не спускала с него глаз, пока его везли к заливу Бесика и грузили на пароход «Омониа». Генри не всегда внимал ее советам, зато в полной мере воздал ей должное как своей помощнице: в статье для «Аугсбургер альгемайне» он подробно описал ее участие в операции. Теперь эту статью читают во всей Европе. Распространился слух, что Оттоманская империя предъявит им иск через греческий суд. В середине октября ей наконец хватило мужества попросить мужа вернуть Турции половину найденного золота.

— Зачем?

— Чтобы кончились наши мучения.

— А я и не мучаюсь.

— Зато я мучаюсь. Я готова отдать половину сокровищ, только бы успокоить совесть.

— Детье в своем письме просит вернуть в Константинополь все золото. Обещает навести в музее Чистоту и порядок и выставить весь клад.

— Ты предложил им половину?

— Нет.

— Почему же?

— Потому что они все-таки приняли новый закон. Если я покажу им сокровища Приама, они заберут все.

На рождественские праздники в Афины по приглашению Шлимана приехала знаменитость — хранитель античных древностей Британского музея Чарльз Т. Ньютон. Они уже давно переписывались, и приехал Ньютон, собственно, для того, чтобы своими глазами увидеть троянские находки. Научная и художественная ценность доисторических терракотовых статуэток, изделий из слоновой кости, каменных идолов, оружия восхитили его. Он определенно высказался, что они принадлежат гомеровскому времени.

На третий день англичанин вежливо спросил:

— Нельзя ли взглянуть на золотые находки? Можете положиться на мою скромность.

Шлиман задумался. Очень хотелось показать гостю сокровища Приама, но—опасно! Он не мог повезти Ньютона на Ликабет: появление двух иностранцев в этом районе могло показаться подозрительным. В конце концов он решился: в день рождества, когда все Афины были в церкви, он послал на Ликабет Спироса, наказав привезти две диадемы, два ожерелья по четыре тысячи бус в каждом, несколько браслетов и серег.

Когда Шлиман, заперев в гостиной все окна и двери, открыл чемодан, у англичанина буквально полезли глаза на лоб.

— Боже мой! — воскликнул он. — Какая красота! И чистейшее золото! Можно взять в руки?

Внимательно рассмотрев каждую вещицу, он сказал:

— Это одна из величайших находок во все времена. Но, друзья мои, разве пристало ей воровски таиться в запертом чемодане? Не лучше ли стать украшением крупнейшего в мире музея, чтобы тысячи людей могли ею любоваться?

Шлиман улыбнулся.

— Вы имеете в виду Британский музей?

— Мы отдали бы ей одно из самых почетных мест.

— Все это так, мистер Ньютон, — мягко возразила Софья, — но троянские древности обещаны Афинам.

— Я не прошу вас подарить их Британскому музею. Ваша коллекция представляет слишком большую ценность.

— Вы хотели бы купить ее для своего музея? — спросил Генри.

— Да, и за ту цену, которую вы сами по справедливости назначите. Конечно, такую большую сумму сразу не соберешь…

— Дорогой мистер Ньютон, — сухо сказала Софья, — мы не собираемся продавать нашу коллекцию. Как только наладятся наши отношения с Турцией, мы передадим ее Греции.

Ньютон вопросительно взглянул на Шлимана. Тот секунду колебался, потом сказал:

— Это и мое мнение. Мы не будем продавать коллекцию. Но мы признательны вам за ваше предложение.

Вскоре после отъезда Чарльза Ньютона в Лондон в газете «Левантийский вестник» появилось примечательное сообщение. Нассиф-паша произвел обыск в домах рабочих Шлимана из селений Калифатли и Енишехир. Было найдено «много золотых ожерелий, браслетов, серег и несколько золотых брусков». Утаенное золото конфисковали, виновных отправили в тюрьму.

Причитав статью, Софья и Генри изумленно уставились друг на друга. Генри и негодовал — как могли рабочие обмануть его? — и радовался — ведь это лишний раз доказывало, как много золота погребено в Трое. Теперь никто не скажет, что его древности изготовлены в Афинах.

— Генри! — воскликнула Софья, — это означает, что Константинопольский музей получил-таки свою долю! Четыре ока золота приблизительно равны одиннадцати фунтам. Это очень много. Турки должны быть довольны.

— Не надейся, моя радость. Это только подогреет их аппетит!

Софья пригладила волосы от пробора и аккуратно заложила их за уши.

— Тогда почему бы нам не потребовать половину этого конфискованного золота? Согласно фирману, мы имеем на это право.

Генри резко поднял голову, оторвавшись от статьи, которую перечитывал.

Софья хитровато улыбалась.

— Это может уравнять чаши весов.

21 января 1874 года синод собрался вторично для избрания архиепископа Афинского. Из Триполиса приехал епископ Вимпос. В день его приезда возле городского зала заседаний собралось человек пятьдесят, преимущественно студентов. Толпа кричала: «Тео Вимпос—архиепископ! Тео Вимпос — архиепископ!»

Отряд из восьми полицейских разогнал толпу. Слух о происшедшем распространился по всему городу. Никто в Афинах не помнил ничего подобного. Мнения в синоде разделились, дебаты были бурные. Никого не избрали и на этот раз.

На другой день возобновил работу парламент, в королевском дворце по этому случаю давали бал. Шлиманов не пригласили.

«Троянские древности» вышли в свет в конце января 1874 года. Это был большой красивый фолиант. Торопя события, Шлиман позаботился заблаговременно обеспечить своей книге друзей. Он послал гранки с полным комплектом фотографий профессору археологического факультета Афинского университета Ефтимиосу Касторкису. Профессор стоял на пороге своего шестидесятилетия; историю и археологию он изучал в Германии. Университетскую кафедру получил в 1858 году; в 1850 году Касторкису удалось убедить министра народного просвещения возобновить деятельность Археологического общества, членом которого