В конце она решила пошутить и завершила тост такими словами: «За Родину! За Сталина!»

Все засмеялись и выпили, только одна девушка-переводчица пить не стала, встала и сказала:

– Я за Сталина пить не буду. Я не буду пить за человека, который для меня такой же убийца, как Гитлер. У меня в семье все сидели, и я не останусь за столом с теми, кто их охранял и убивал. – При этом она посмотрела на ту, у которой было счастливое детство от дедушки Сталина. – Я не завидую тем, кто был в «Артеке» и купался в Алупкинской бухте, мне хорошо было на речке-вонючке во Владимирской области, и я не буду ностальгировать по времени, когда ради чьих-то высоких целей убивали моих соотечественников. Приколите себе на грудь портрет вашего вождя и ходите с ним, я не буду молчать об этом. – Она поставила рюмку на стол, накрыла его куском черного хлеба, потом взяла сумку и вышла из зала.

Воцарилась мучительная пауза, когда кто-то должен разрядить обстановку. Болтконский всегда чувствовал такие моменты, он тоже был антисталинистом, но рубашку на груди не рвал, потому что давно понял – жертвы и палачи никогда не помирятся. Он произнес:

– Каждый имеет право на свою точку зрения, мы не найдем сейчас правого и виноватого. Давайте просто выпьем за то, что просто живы, и за тех, кого нет и никогда не будет с нами.

После сказанного стало ясно, что праздник окончен, все стали собираться и разошлись.

Болтконский ехал домой и размышлял о произошедшем за столом. Девушка, вставшая и высказавшая вслух свою позицию, его явно удивила – за всю неделю он ни разу не обратил на нее внимания.

Она была незаметна, хотя имела вес выше крупного и в двадцать пять выглядела на сорок. Однако при всей своей грузности она грациозно двигалась, стараясь быть невидимой. Она знала свои недостатки и не боролась с ними – просто приняла себя в таком объеме и жила в нем отдельно от остального мира. Она вела себя естественно, не кокетничала, зная, что у нее не много шансов на личную жизнь.

Зато она прекрасно делала свою работу, легко и органично общалась на двух языках, и многие модельеры хотели взять ее в свою команду.

С иностранцами ей было легче, они ценили ее способности и не осматривали ее, как диковинное животное, не жалели: бедная, молодая, а такая толстая и неповоротливая. Она совсем не такая и совсем не бедная, у нее все есть, и мама, и бабушка, и кошка – шикарный британец, гордый и красивый.

Болтконский на следующий день на завтраке в «Метрополе» подсел к ней и сказал, что одобряет ее поступок, разделяет ее позицию, но посоветовал: «Не стоит метать бисер перед сама знаешь кем». Она разволновалась, и они полчаса проговорили, перебивая друг друга.

Так бывает с людьми, случайно встретившимися на перекрестке своей единственной жизни, – ведь многие живут в пустыне одиночества.

Иногда кажется, что никого вокруг нет, твои мысли пугают тебя: неужели я один такой урод? А оказывается, рядом, в единообразной толпе чужих людей, находится такой же заблудившийся в пустыне, и он не мираж, а живой и теплый человек, с такими же тараканами в голове.

За эти полчаса Болтконский многое о ней узнал – что-то она рассказала, что-то он сам понял, прочитал на невидимом мониторе закрытые файлы, которые открываются исключительно тем, кто взаправду хочет понять другого, а не только изобразить интерес лицом.

Он не замечал в тот момент ни веса, ни полных рук, он видел только ее глаза – большие, пронзительные и страстные. Раньше он видел другие – свиноподобные щелки, опущенные в пол, но они открылись, и он не мог отвести от них взгляда.

Их общение напоминало половой акт в той стадии, когда безразличны поза, место, время и обстоятельства, соединившие двоих, – глаза в глаза, лицом к лицу, два сообщающихся сосуда. Потом, когда они остынут, станут одеваться, опять проступят какие-то несоответствия, но в момент экстаза существуют лишь гармония и радость.

В тот день она еще не раз подходила к нему, случайно оказывалась на его пути. Он заметил в ней чудесную перемену: она подкрасила губы и надела каблуки. Они еще пару раз перекинулись шутками, и Болтконский отметил, что ирония и юмор ей очень идут – они идут всем, кроме тех, кто их не имеет.

Вечером был заключительный банкет, и он даже подвез ее. Они разделись в его номере, который ему дали для удобства и неформальных контактов.

Весь вечер она была рядом. Болтконский не то чтобы ухаживал за ней, но знаки внимания оказывал – то вина вовремя нальет, то рыбки подложит на тарелку.

Ближе к ночи все закончилось, они вместе пошли в номер забирать вещи, там возникла неловкость, он хотел в туалет, но стеснялся пойти туда при постороннем человеке. Это был его пунктик с детства – он мог часами гулять с девушкой и терпеть до появления звезд в глазах. Разум в такой ситуации дает сбой, видимо, потоки, стремящиеся наружу, меняют направление и бьют в голову. Он принимался нести такую чепуху, что девушки не понимали, почему он такой красный и глупый.

Его от этого излечила одна особа, имеющая опыт общения с иностранцами – людьми, понимающими, что естественные потребности надо исполнять, а не держать в себе, отравляя организм.

Она сказала ему тогда: «Ты хочешь? Иди в кусты, я тебя посторожу». Для тех, кто не жил при застое, надо пояснить, что мест для этого тотально не было, зайти, как сегодня, в кафе по нужде было нельзя.

Болтконский начал наливаться кровью, и тут девушка спокойно и без пафоса сказала:

– Иди пописай, ты же хочешь. – И ткнула в пульт телевизора, чтобы создать ему дополнительный комфорт.

Болтконский ринулся в туалет и долго шумел водопадом. Ему стало так хорошо, как бывает только с любимой. Он аж взлетел, освобожденный от опасного груза.

Надо было ехать домой. Девушка сидела в кресле с ногами. Он посмотрел на нее пристально и заметил, что она слегка расстегнула две пуговицы на блузке – не специально, а так, просто устала за день.

Он твердо знал, что может добиться всего, но чувства к ней, при котором не раздумывают, не было. Он представил, что потом ему будет неловко, делать это просто как животное он не хотел, понимал, что ей это будет больно. Он взял ее руку и сказал:

– Уже поздно, я тебя отвезу.

В ее взгляде он прочитал обиду, глаза ее потухли, но она не подала виду.

Они ехали долго в далекие Вешняки, в машине играла музыка без слов, что-то инструментальное. Она положила ему голову на плечо. Они не разговаривали – слишком многое произошло за эти часы.

Подъехав к дому, Болтконский вышел из машины, открыл ей дверь и поцеловал неловко куда-то между губами и ухом – он хотел в губы, но из-за неопределенности желания промахнулся. Она на мгновение прильнула к нему осторожно и отпрянула.

Болтконский ехал домой. Ни сожаления, ни грусти он не испытывал, даже немножко гордился собой, гордился, что сумел сдержать инстинкт. А раньше, бывало, не сдерживал.

У каждого есть заповедная зона стыдного, о чем не хочется вспоминать. Поступки и мысли лежат на дне сундука, ключ давно уже выброшен на дно реки забвения.

Выброшен и сам сундук, но, даже закрытый на дне, он дает течь, и тогда в кошмарах утреннего сна появляются лица тех, с кем обошелся подло, гадко и жестоко.

Их лица стоят шеренгами и рядами и ничего не говорят – просто стоят в голове и взглядами зажигают костры, на которых ты горишь неясным пламенем.

Болтконский даже поежился от таких мыслей. У него не так много таких костров, и он обрадовался, что сегодня не зажег новый.

Через неделю он пил в компании собратьев по перу, много орали, говорили о профессии – свободы до хера, а писать не о чем.

За пять копеек надо изощриться – этого не тронь, того не надо, потому что он спонсор, не надо обобщать и выпячивать. Двадцать лет прошло, а слова эти опять вылезли из старого сундука, брошенного в реку перемен. Новые люди пришли в профессию, их никто не учил таким словам, а они живут в головах новых, как спящая инфекция. Только вирус стабильности и порядка загуляет на просторах Родины, тут они, как тараканы, вылезают из щелей и шпарят с комсомольским задором.

Такие мысли и слова витали за столом и очень ранили. Только водка усмиряет, дает горизонт, за которым новый, недостижимый мир.

Болтконский выпил и наорался с братьями по цеху, а потом вспомнил, что в Вешняках живет чистая душа, к которой он точно прильнет, как к Кастальскому ключу.

Он позвонил, несмотря на поздний час. Она ответила радостно, Болтконский сказал, что будет через

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату