какие-то карточки с овощами и цифрами, спрашивать, сколько он видит огурцов на картинке.

Сергеев не понимал, чего она хочет. Оказалось, нужно было посчитать овощи. На других картинках были какие-то тесты на сообразительность и интеллект, и он их провалил, не сдал экзамен на вменяемость.

По тесту выходило, что он дебил и его место в соседнем отделении, где лежали буйные и тихие без ума…

Сергеев запутался в ответах, докторша начала вращать глазами и качать головой, и ему стало стыдно.

В обед он зашел в кабинет друга пожаловаться на медицинский произвол, но друг ржал – перед ним лежали результаты теста.

– А ты, оказывается, осел, – сказал он Сергееву. – В субботу в бане покажу нашим ребятам, пусть узнают, кто руководил ими в команде КВН.

Сергеев назвал его дебилом и вышел из кабинета.

После, много лет спустя, он попробовал еще раз проверить свой ай-кью на тесте для пилотов «Фантома», но ни одного ответа не нашел в треугольниках и квадратиках, а когда в конце теста на экране появилась надпись, что для того, чтобы получить результат, надо послать эсэмэс за деньги, то он понял, что проверки закончены, больше он проверяться не будет, станет жить своим умом, какой есть.

В ту роковую ночь его сестричка дежурила до утра. В полночь она зашла к нему в палату и позвала на перекур. Они вышли на площадку, покурили, и тут она расстегнула свой белый халат и показала ему «чебурашку» – она была голой. Сергеев не устоял, настоящее чувство к девушке своей мечты временно отступило на второй план, он овладел «чебурашкой» и пошел спать к своим братьям-пациентам из шестой палаты.

Утром «чебурашка» сменилась, но домой не ушла – передала, чтобы его нашли, и он ушел из леса, где загорал в траве с другими «сумасшедшими».

В кабинете сестер его уже ждали, «чебурашка» развернула пакет и подала ему рубашку, которую купила в благодарность своему мужчине – ни до и ни после ему за эти труды ничего не дарили, эта первая награда стала последней.

Рецепт сработал, он понял, что хочет свою женщину, уехал в город, нашел ее и на квартире знакомого провел с ней восхитительную ночь и день, рассказал ей про рубашку и «чебурашку» и плакал, когда она его мыла в ванной.

Она рассказала ему последние новости.

Врач-психолог оказалась ее одноклассницей, она поведала ей, что ее друг, то есть Сергеев, имеет проблемы с головой по результатам тестов, и она, как врач, не рекомендует связывать свою жизнь с таким мужчиной.

Вторая новость пришла с места работы – их начальник на совещании у директора заявил, что планы отдела масштабны и коллектив напрягает последние силы.

Он еще сказал, что лучшие работники, имея в виду Сергеева, даже попадают в дурку от перенапряжения планом опытно-конструкторских работ.

«Вот мудак, – подумал Сергеев, – я же просил его не трепаться».

Девушка его мечты тогда не поверила тестам, но потом, лет через десять, уже почти твердо говорила, что зря тогда не послушала врача – все-таки наука.

Сергееву это не нравилось, но в жизни всякое бывает, может, она и права, хотя кто знает…

Сергееву позвонил друг из Америки. А он в тот момент только картошку пожарил с курочкой, рюмка на столе стоит первая – и тут такая засада!

Если бы товарищ из Болшева позвонил или из Нижнего, можно было вежливо послать его на хуй и поужинать спокойно в воскресный вечер под пиздеж политологов с аналитиками о том, что все стабильно и хорошо.

Мы-то все знаем, как нам хорошо, и они знают, но работа есть работа, пиздить – не мешки ворочать.

Иногда занятно бывает: трещит какой-нибудь соловей, сам себе не верит, но думает, что убедительно, что сумел объегорить дядю Васю. А дядя Вася давно пьяный лежит во сне антиобщественном и ни сном ни духом не ведает, как о нем заботятся.

Слушают их только бывшие из пенсионеров, не забывшие, как им раньше втирали. Вот и остановиться не могут, пока не узнают все о текущем моменте, ну спать не могут, пока рейтинг не узнают нынешнего руководства.

Так вот. Друг позвонил из-за трех океанов, картошка стынет, но ему не скажешь подожди – человек два раза в год звонит от всей души. Рюмку в этом положении выпить можно, но закусывать нельзя, неудобно хрустеть корочкой и косточки обгладывать. Стынет еда, но дружба дороже.

Как дела? Как дети?

Как у него дела, Сергеев знал слабо – дочь давно ему не звонила, жена свои дела сама обделывала, его не трогала – и на том спасибо.

Да нормально все! Вы Ирак перестаньте бомбить, даже неудобно как-то!

Бывший секретарь парткома НИИ зуборезных станков засмеялся в своей Америке. Он работал в автосервисе, и с Бушем у него связи не было, чтобы передать наш гнев всенародный. Он за жизнью в России следил по тарелке и удивлялся, как у нас все лихо разворачивается.

Двадцать лет отсутствия на русском поле дураков совершенно изменило его представление о стране своего прежнего обитания. Цветет страна, крепнет и наливается колос, гудит, как улей родной завод, а мне… И далее по матери…

Он уехал в расцвет застоя. Тогда еще в Москве с его возможностями он жил неплохо: «Жигули», дача дедушкина, лауреата Сталинской премии, в Валентиновке, заказы каждую неделю, в понедельник «колбасный», в пятницу «сладкий». Каждый год путевка в Анапу, раз в два года Болгария или озеро Балатон в братской Венгрии. Все отлично. Но приехал муж сестры из Канады и спутал все карты.

Сестра жила в Канаде, муж ее добился за десять лет отказа, хотел на историческую родину уехать, а старая родина держала, обидевшись на блудных сыновей, которые хотели плюнуть ей в глаза за все хорошее – счастливое детство, бесплатное образование, медицинское обслуживание и право на труд и отдых.

Но они добивались, боролись, и их выпустили под давлением американской общественности.

Так они уехали в Израиль, но оказались в Канаде. Муж сестры снял кипу и стал работать в автосервисе, где руками, росшими из задницы, научился ювелирно зашивать прожженные замшевые и кожаные салоны, маскировать трещины на стеклах и красить царапины и ржавчину в натуральный цвет машины – он смешивал на глаз и ставил на заплаты новую краску, которую не отличит от новой даже эксперт «Дженерал моторс».

Он тогда сманил друга с женой, купил билеты и увез за океан, чтобы жена его не ныла без родственников.

Он передал свой автосервис Боре и ушел дальше в бизнес-плавание.

Когда Боря уезжал, была одна загвоздка – он был член партии, и непростой, а секретарь парткома их НИИ, но не освобожденный, а так, совмещающий с основной работой начальника опытного производства.

Его надо было исключать из партии, и провели собрание, где его клеймили как изменника Родины бывшие товарищи, даже те, с кем он выпивал и дружил домами.

Клеймили, а потом извинялись, просили понять: «Ты уедешь, а нам жить, пойми и прости».

Боря сам все понимал и не обижался.

Сергеев не выступал, он не числился в партии, но совет тогда дал Боре отменный.

На местном уровне Борю исключили, осталась встреча в райкоме партии, где его собирались распять, как Христа, только по партийному канону.

Сначала выступил мужик из бывших, он в органах служил и врага чуял за версту, а тут враг сидел рядом и получил по заслугам. Проклял его старый большевик, пожалел, что другие времена, потом женщина с седой головой укоряла его за измену идеалам добра и справедливости и, жалея его, сказала со слезой: