фартуке и с тесаком в руке, и толкнула калитку.

Она снова очутилась в гостиной Питера, людной и шумной. Она стояла, прислонясь к косяку, и держала стакан. Людей она видела теперь еще яснее и четче, чем раньше, но как бы издали; они двигались все быстрее, они уже расходились, вереница жен показалась из спальни, они были в пальто, они верещали и щебетали, тянули за собой мужей, прощались; а что это за маленькая плоская фигурка в красном платье, похожая на женщину из каталога торговой фирмы? Вот она поворачивается, улыбается, суетится на фоне пустой белой страницы… Нет, это тоже не та дверь, не последняя; должно быть что-то еще. Она кинулась к следующей двери и распахнула ее.

Вот Питер в роскошном черном костюме. В руках у него фотоаппарат. Но теперь оказалось, что это вовсе не фотоаппарат. Других дверей уже не было, а когда Мэриан, боясь отвести взгляд от Питера, попыталась нащупать за спиной дверную ручку, он прицелился; гримаса исказила его лицо и обнажила зубы. Вспышка ослепила ее.

— Не надо! — закричала она и закрыла лицо рукой.

— Что с тобой, детка?

Она взглянула. Около нее стоял Питер. Настоящий. Она подняла руку и коснулась его лица.

— Ты меня напугал, — сказала она.

— На тебя плохо действует спиртное, детка, — сказал он; в голосе его звучали и нежность, и раздражение. — Тебе пора бы привыкнуть к вспышке. Я фотографирую весь вечер.

— Ты меня сфотографировал? — спросила она, примирительно улыбаясь. Она почувствовала, как ее лицо расползается и рвется, как бумага; широкая рекламная улыбка облезает со стального щита: летят клочья, лоскутки, проступает металлическая решетка…

— Нет, я фотографировал Тригера, на другом конце комнаты. До тебя я еще доберусь. Только больше не пей, ты уже шатаешься.

Он потрепал ее по плечу и ушел.

Значит, на этот раз она уцелела. Надо уходить, пока не поздно. Она повернулась и поставила свой стакан на кухонный стол. На помощь ей пришла хитрость отчаяния: надо найти Дункана — поняла она; он скажет, как ей быть.

Она обвела глазами кухню, взяла стакан и вылила его содержимое в раковину: надо быть осторожней, не оставлять улик. Потом она подошла к телефону и набрала номер Дункана. Послышались гудки, но никто не ответил. Она положила трубку. В гостиной опять вспыхнул яркий свет и раздался хохот Питера. Не надо было ей надевать красное. В красном она — отличная мишень.

Она скользнула в спальню. «Только бы ничего не забыть, — думала она, — я сюда больше не вернусь». Раньше она часто представляла себе, какой будет их спальня, как она ее украсит, обставит, какие выберет цвета. Теперь она знала: спальня навсегда останется такой, как сейчас. Она разрыла груду одежды на кровати в поисках своего пальто и не сразу вспомнила, как же оно выглядит; в конце концов она нашла и надела его, в зеркало она не посмотрела. Который теперь час? Она поглядела на руку: часов не было. Конечно, ведь она сняла их и оставила дома, потому что Эйнсли сказала, что часы не соответствуют общему стилю ее наряда. В гостиной Питер, перекрывая шум, крикнул:

— А теперь — групповой снимок! Располагайтесь ближе друг к другу!

Надо было спешить. Как незаметно пересечь гостиную? Она сняла пальто, свернула его, сунула под мышку, рассчитывая, что красное платье послужит ей надежным камуфляжем, поможет слиться со средой. Держась возле стены, она стала пробираться к двери сквозь гущу гостей, ныряя за спасительное прикрытие спин и юбок. Питер командовал на другом конце комнаты.

Она выскользнула в коридор, остановилась — чтобы надеть пальто и вытащить свои сапоги из груды ампутированных ног, попавших в газетную ловушку, — и стремглав бросилась вниз по лестнице. На этот раз он ее не поймает — она ему не дастся. Стоит позволить ему догнать ее и нажать на спуск, и она навсегда окаменеет, застынет навеки в той позе, в какой ее настигнет щелчок затвора.

Этажом ниже она остановилась и надела сапоги; затем побежала дальше, держась за перила. Она чувствовала, что тело ее немеет, сдавленное тесным платьем и нейлоновым поясом с металлическими пластинками; каждый шаг требовал напряжения всех сил. «Наверно, я пьяна», — решила она. Странно, но она не чувствовала себя пьяной. Она отлично помнила, что происходит с сосудами у пьяного человека, выходящего на мороз. Но уйти отсюда было важнее, чем беречь сосуды.

Она добралась до пустого вестибюля. Никто ее не преследовал, но ей послышался какой-то звук, похожий на легкий звон стекла; будто стекляшки звякали на люстре. Это вибрировали флюоресцентные лампы в ярко освещенном пространстве вестибюля.

Она вышла на улицу и побежала по скрипучему снегу, стараясь побыстрее перебирать заплетающимися ногами, но не забывая о том, как важно удерживать равновесие, — зимой даже горизонтальные поверхности обманчивы, а ей ни в коем случае нельзя было падать. Ведь Питер, может быть, выслеживает ее, крадется сзади по заснеженным, скрипящим, пустым улицам — как он подкарауливал своих гостей в ожидании удобного момента для щелчка, как он черной, зловещей тенью подстерегал и ее, следя за ней прищуренным глазом целящегося стрелка; этот стрелок скрывался под разными обличьями и ждал ее на роковой позиции, — убийца-маньяк со смертоносным оружием в руках!

Она поскользнулась на льду и чуть не упала. Выпрямившись, она обернулась. Никого. «Спокойно! — сказала она себе. — Не нервничай». Облачка пара, вырывавшиеся у нее при дыхании, мгновенно замерзали в холодном воздухе. Она пошла медленнее. Если раньше она бежала, не разбирая дороги, то теперь точно знала, куда идет. «Все будет хорошо, — подумала она, — надо только добраться до прачечной!»

За весь долгий путь ей ни разу не пришло в голову, что Дункана может не быть в прачечной. Когда наконец — едва дыша от усталости, но радуясь, что все же добралась, — она отворила стеклянную дверь и вошла, ее постигло разочарование: прачечная была пуста. Мэриан отказывалась верить своим глазам. Она стояла перед длинной шеренгой белых стиральных машин и не знала, что делать. До сих пор она думала только о предстоящей встрече с Дунканом и дальше этой встречи не заглядывала.

И тут она увидела дымок, поднимавшийся из-за спинки одного из кресел в дальнем углу. Это мог быть только Дункан. Она сделала шаг, другой, приблизилась к нему.

Он так глубоко ушел в кресло, что почти утонул в нем; взгляд его не отрывался от круглого окошка ближайшей стиральной машины. В машине ничего не было. Мэриан опустилась в соседнее кресло, но Дункан не поднял глаз.

— Дункан, — позвала она.

Он не ответил.

Она сняла перчатки и, протянув руку, коснулась его запястья. Он вздрогнул.

— Я пришла, — сказала она.

Он посмотрел на нее. Глаза его еще глубже обычного ушли в глазницы; лицо казалось мертвеннобледным, бескровным в свете флюоресцентных ламп.

— В самом деле. Сама Алая Женщина. Который час?

— Не знаю, — сказала она. — У меня нет часов.

— Что ты здесь делаешь? Ты должна быть на вечеринке.

— Я не могла больше там оставаться, — сказала она. — Мне надо было обязательно найти тебя.

— Зачем?

Ей не удалось придумать разумную причину.

— Просто чтобы побыть с тобой.

Он поглядел на нее с подозрением и затянулся сигаретой.

— Слушай, тебе надо вернуться. Вспомни о своем долге. Этот… как его?.. жених, он тебя хватится. Ты ему нужна.

— Нет, тебе я больше нужна, чем ему.

Сказав так, она тотчас уверовала в это. И исполнилась сознания своего благородства. Он усмехнулся.

— Ничего подобного. Ты считаешь, что меня надо спасать. Но ты ошибаешься. Кроме того, я не хочу, чтобы начинающие благотворители проверяли на мне свои способности.