и я опять коснулся ее груди.
— Вам следует застраховать их, — сказал я при этом.
Грудь была настоящая, с твердым как камень соском.
Долорес рассмеялась своим серебристым смехом. Я прошел в гостиную, оформленную в серых и синих тонах — не цвета Долорес, но очень мило. В комнате был искусственный камин, несколько кресел, столиков и ламп, в углу стоял небольшой погребец.
— Вам нравится моя маленькая квартирка, амиго?
— Не говорите «маленькая квартирка» — это звучит пошло, — произнес я, не глядя на Долорес.
Мне не хотелось на нее смотреть. Я сел на диван и потер лоб.
— Четыре часа сна и пара глотков виски — и я снова смогу болтать с вами о пустяках, — сказал я. — А сейчас у меня нет даже сил говорить серьезно, но придется.
Долорес подошла и села рядом. Я покачал головой:
— Отодвиньтесь. Нам действительно надо серьезно поговорить.
Она села напротив и сосредоточенно посмотрела на меня.
— Конечно, амиго, я сделаю все, что угодно. Я ваша девушка, во всяком случае, хотела бы быть ею.
— Где вы жили в Кливленде?
— В Кливленде? — переспросила она нежным, почти мурлыкающим голосом. — Разве я говорила, что жила в Кливленде?
— Вы говорили, что там познакомились со Стилгрейвом.
Она подумала и кивнула:
— Тогда я была замужем, амиго. А в чем дело?
— Значит, вы жили в Кливленде?
— Да.
— Как вы познакомились со Стилгрейвом?
— Тогда считалось модным быть знакомой с гангстером. Своего рода снобизм наоборот. Люди посещали места, где часто бывали гангстеры, и если им везло…
— Там-то Стилгрейв и подцепил вас?
— Точнее говоря, я сама подцепила его. Тогда он был очень славным мужчиной.
— А как насчет вашего мужа?
— Все улицы мира вымощены брошенными мужьями, — ответила она.
— Это верно. Их можно найти где угодно, даже в Бэй-сити.
Этот ход оказался бесполезным. Она просто вежливо улыбнулась:
— Не сомневаюсь.
— Они даже могут быть выпускниками Сорбонны, а теперь имеют практику в жалком городишке и на что-то надеются. Мне нравится такое совпадение, в нем есть своя поэзия.
На очаровательном лице Долорес по-прежнему играла вежливая улыбка.
— Мы расстаемся с вами, — сказал я. — Навсегда. И перед этим должны быть откровенны друг с другом.
Я посмотрел на свои руки, голова моя раскалывалась, во мне не было и сорока процентов от прежнего Марлоу. Долорес подвинула мне хрустальную коробку с сигаретами, и я взял одну. Она достала из другой коробки коричневую длинную сигарету и вставила ее в свои забавные золотые щипчики.
— Мне бы хотелось попробовать вашу, — сказал я.
— Мексиканский табак слишком крепок.
— Но это все-таки табак, — подчеркнул я, наблюдая за ней. — Нет, вы правы. Наверное, они мне не понравятся.
— Почему вы отказываетесь? Что все это значит?
— Ваш портье курит марихуану?
Долорес кивнула:
— Я несколько раз предостерегала его…
— Амиго, — добавил я.
— Что?
— У вас не такой уж богатый набор испанских слов. Возможно, вы даже не знаете испанского. «Амиго» уже изношен до дыр.
— Надеюсь, наш разговор не будет продолжаться в таком духе, — бросила она.
— Мне бы тоже хотелось этого… Единственное, что в вас мексиканского — это несколько испанских слов и тщательное произношение английских. Это создает впечатление, будто вы говорите не на родном языке.
Долорес промолчала. Она спокойно затянулась сигаретой и улыбнулась.
— Сегодня у меня был неприятный разговор с прокурором, — продолжал я. — Очевидно, у мисс Уэльд хватило ума обратиться к своему боссу — Джулиусу Оппенгеймеру, и он нанял ей адвоката Ли Фарелла. Вряд ли полиция считает ее убийцей Стилгрейва. Но там думают, что мне убийца известен. В результате они лишили меня своего расположения.
— А вы его знаете, амиго?
— Я уже говорил вам по телефону, что знаю.
Она пристально и долго смотрела на меня.
— Я была в том доме с младшей сестрой. — На этот раз ее голос был серьезен. — Это ведь очень забавно, правда? Молоденькой девушке захотелось увидеть игорный дом, о которых она читала только в газетах.
— Она жила в вашей квартире?
— Нет, амиго. Я снимала для нее комнату здесь.
— Неудивительно, что она отказалась дать мне свой адрес, — заметил я.
Долорес нахмурилась и махнула рукой с сигаретой. Я наблюдал за сложной фигурой, оставленной в воздухе дымом ее сигареты.
— Не мешайте. Как я уже говорила, ей хотелось побывать в игорном доме. Я позвонила Стилгрейву, и он разрешил нам приехать. Когда мы прибыли туда, он был пьян. Прежде я никогда не видела его пьяным. Он рассмеялся, обнял Орфамей и со смехом сказал, что она честно заработала свои деньги. Затем он вынул из кармана пачку денег, завернутую во что-то. Когда она раскрыла ее, в центре пачки была дыра, заляпанная кровью.
— Это было некрасиво, — заметил я, — и даже нехарактерно для Стилгрейва.
— Вы плохо знали его?
— Верно, продолжайте.
— Младшая сестра посмотрела на пачку денег, а потом на него. Ее бледное лицо было невозмутимо. Поблагодарив его, она открыла сумку, чтобы — как я подумала — положить деньги, но вместо этого она вытащила из нее пистолет. Кажется, он принадлежал Мэвис, он похож…
— Я хорошо знаю, как он выглядит, — предупредил я. — Как-то раз я забавлялся им.
— Итак, она повернулась к Стилгрейву и застрелила его с первого выстрела. Это было очень драматично.
Долорес снова закурила и улыбнулась странной, какой-то отрешенной улыбкой, словно думала о чем- то далеком.
— Вы заставили ее признаться Мэвис? — спросил я.
Долорес кивнула.
— Мэвис не поверила бы вашим словам?
— Я не хотела рисковать, — ответила она.
— Это вы, дорогая, дали Орфамей тысячу баксов? За то, чтобы она дала Стилгрейву адрес Оррина. Ведь ради этих денег она проделала долгий путь.
— Не собираюсь отвечать на этот вопрос, — с достоинством сказала Долорес.
— Значит, вчера вечером, когда мы ехали туда, вы уже знали, что он убит? Вы знали, что нечего бояться, а ваши манипуляции с пистолетом и мольба убить его были просто игрой?