Клеопатра. — Это не будет похоже на изгнание, проведенное в изящном особняке Помпея. Мы обе знаем, что ты — утонченная женщина, не привыкшая к тяжелым путешествиям и жизни на открытом воздухе. А нам предстоит и то, и другое. Я не смогу обеспечить тебе ни уюта, ни безопасности.

— Что? — негромко, но возмущенно переспросила Хармиона. — Я думала, ты заботишься о твоей Хармионе. А ты хочешь, чтобы я осталась здесь и погибла от ножа Арсинои или от яда Потиния?

Она выпрямилась во весь рост. Хармиона не была высокой, но благодаря прямой осанке и величественной манере держаться казалась выше.

— Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, но я могу отослать тебя куда-нибудь — например, в Грецию — до тех пор, пока мы не сможем спокойно вернуться в Александрию.

— А кто присмотрит за тем, чтобы ты правильно питалась? Кто позаботится о твоем гардеробе? Ты думаешь, что в тот момент, когда тебе нужно будет выглядеть истинной царицей, солдаты и рабы смогут подобрать тебе платье? Завить волосы? Да через неделю без моих забот ты будешь похожа на обносившегося пехотинца! Ты станешь тощей, как тростинка, потому что не будешь питаться вовремя. Я тебя знаю. Я ведь растила тебя с тех пор, когда ты была еще девочкой, не забыла?

Будучи всего на одиннадцать лет старше девятнадцатилетней царицы, Хармиона продолжала играть роль строгой няньки.

Их разговор прервало появление стража, который сообщил царице, что Ахилла стоит за дверью ее комнаты и испрашивает беседы наедине. Клеопатра старательно не смотрела в сторону Хармионы, чтобы обмен испуганными взглядами не насторожил охранника. Царица не могла придумать, что ей делать. Отказать Ахилле — значит разбудить в нем подозрения. Принять — значит рисковать, что все будет раскрыто. Быть может, он уже знает о ее планах побега? Неужели ее предали?

— Скажи ему, что я приму его в передней, — сказала наконец Клеопатра стражнику.

Она понимала, что должна успокоиться, должна каким-то образом заставить себя не думать об опасных вещах, иначе нервозность выдаст ее. Необходимо надеть маску невинности. Клеопатра сидела молча, закрыв глаза и забыв даже о присутствии Хармионы. Она мысленно представляла себя совершенно спокойной, не проявляющей ни мыслей, ни эмоций. Она молилась богине: «Владычица сострадания, помоги мне надеть эту маску. Позволь спокойствию, подобно плащу, укрыть мое тело. Позволь мне проявлять лишь рассудительность там, где я испытываю тревогу. Защити меня от подозрений, и я буду чтить тебя до конца моих дней».

И все же, выходя из комнаты, она чувствовала беспокойство.

К счастью, Ахилла находился в передней один, без сопровождения стражей, — значит, он не намеревается куда-нибудь увести ее. Он был одет, как подобает воину. Несмотря на строгое облачение, он был надушен, напомажен и широко улыбался. Красивый мужчина, нет сомнений, но так не похож на римлянина Гнея! Хотя Ахилла был отличным воином, в нем все же сохранялась некая греческая утонченность. Его растил и воспитывал отец, греческий командир, но ходили слухи, что матерью Ахиллы была египетская проститутка. Видя его, Клеопатра думала, что грекам и египтянам, вероятно, следовало чаще заключать смешанные браки, настолько необычной красотой было наделено их потомство. Она жестом позволила Ахилле сесть, но он продолжал стоять. Клеопатра уселась в кресло, и он начал расхаживать вокруг нее кругами. Это показалось Клеопатре зловещим знаком. Наконец молодой полководец встал перед нею на одно колено.

— Царица, я очень смущен сегодняшней выходкой твоего брата.

— О какой выходке идет речь? — спросила она, глядя в его глаза, затененные густыми ресницами.

— О его угрозе позволить солдатам обесчестить тебя. Пока я командую армией Египта, никто из моих воинов не причинит тебе вреда. Мне кажется, мы могли бы действовать совместно, ты и я, — добавил он.

С одной стороны, Клеопатре следовало притвориться, что она признательна ему, а с другой — хотелось дать понять, что он ее не одурачил. Она все еще старалась следовать хорошему правилу: следует сдерживать слишком откровенные проявления чувств. Что ему надо? Клеопатра не произнесла ни слова.

— Я пришел предложить тебе свою защиту, — продолжал Ахилла. — Мне кажется, ты в ней нуждаешься. — Он все еще стоял на одном колене, куда ближе к ней, нежели дозволял дворцовый этикет. — Ты в опасности, — добавил он.

— Но только не в том случае, если ты назначаешь себя моим защитником, — нежно ответила царица. — Ведь тогда я буду в полной безопасности, не так ли?

— Не вижу причины, по которой мы не могли бы заключить союз, — кивнул воин.

— И какова же будет моя роль в этом союзе?

Ахилла положил руку на колено Клеопатры. Девушка застыла. Она не пыталась соблазнять этого человека, как хотела бы соблазнить Гнея, но собиралась доиграть до конца эту сцену, дабы выведать его намерения.

— Ты станешь моим другом. — Последнее слово было произнесено с особой многозначительностью.

— А мой брат — друг тебе? — невинно спросила Клеопатра.

— Друг. Но ты будешь другом иного рода, куда более близким.

Она старалась отрешиться от соблазняющего взгляда Ахиллы, от его руки на своем колене, от его застенчивой улыбки — белые зубы его сверкали, как у хищника, готового вцепиться в добычу. Клеопатра подавила страх, снова воззвав к милосердию Исиды. В таких делах не следует спешить. Она не была уверена, что он не является тайным агентом Потиния. Она должна оттолкнуть его так, чтобы он держался подальше от нее достаточно долго — пока ей не удастся сбежать.

— Ты предлагаешь, чтобы мы стали любовниками. В обмен на это ты будешь защищать меня от брата, который намерен отдать меня солдатам, словно шлюху рабского сословия. Верно? Царица Египта должна будет стать твоей шлюхой!

— Госпожа, я понимаю, что ты захвачена врасплох и тебе необходимо время на раздумья, — промолвил Ахилла, вставая.

На короткий момент Клеопатра пожалела, что не заключила сделку с Гнеем. Она могла бы заставить римлянина убить эту самодовольную тварь. Быть может, она сделает это сама, когда придет время, после того как вернется в город во главе армии, которую она намеревалась собрать в провинциях против своего брата и регентов, заставивших народ голодать. Когда она поднимет людей против Птолемея и его монстров, она непременно убьет этого хлыща первым.

— Я приду завтра вечером, Клеопатра. Позволь поцеловать твою руку.

— Как пожелаешь, — ответила она. Быть может, если она подарит ему надежду, он уйдет и не вернется до назначенного часа, когда она уже будет далеко.

Ахилла взял ее руку, повернул тыльной стороной вниз и поцеловал ладонь. Потом нежно провел пальцами по предплечью и стал ласкать нежную кожу на сгибе локтя. Он припал к этой коже губами, целуя ее, засасывая, покусывая. Это вовсе не было неприятно, хотя Клеопатра не желала испытывать подобное наслаждение. Услышав тихий полузадушенный звук, который сорвался с губ царицы, Ахилла решил, что она благосклонно отнеслась к его поползновениям.

— Значит, завтра вечером? Этого времени тебе будет достаточно, чтобы принять решение?

— Посмотрим, — застенчиво промолвила она.

— Могу ли я попробовать, каковы на вкус твои губы?

Клеопатра ощутила стыдливый девичий страх, но не сказала ничего. Ахилла склонился к ней, приблизив к ней лицо. Она не остановила его. Он нежно поцеловал ее, позволив себе провести языком по ее губам.

— Завтра, госпожа моя.

Он вышел быстрой походкой, плащ развевался у него за спиной. Клеопатра молча смотрела ему вслед.

Едва Хармиона услышала, что визитер удалился, она ворвалась в прихожую, словно смерч.

— Похоже, что этот человек твердо намерен избавить меня от угрозы остаться девственницей, — сказала Клеопатра, успокаивая дыхание и стараясь вести себя беспечно, хотя никакой беспечности не