Клеопатра не получала никаких писем. Она требовала, чтобы послания, пришедшие для нее из внутренних областей царства или из-за границы, немедленно передавались ей, но в ответ получала лишь заверения, что ей никто не пишет. Впервые на ее памяти она была лишена доступа к сведениям, собранным хитрой шпионской сетью, которую создал еще ее отец. Ни известий от Архимеда или Аммония, ни словечка от ее знакомцев на востоке. Она была уверена, что регенты перехватывают предназначенные для нее послания.
После нескольких месяцев заточения и плохих новостей Клеопатра получила известие о том, что в Александрию прибыл старший сын Помпея, Гней.
— И я должна выйти к нему, как будто ничего не случилось? — спросила она у Гефестиона.
— Совершенно верно, как я полагаю, госпожа, — отозвался тот. — Быть может, мы сумеем использовать этот неожиданный визит к нашей пользе.
Клеопатра содрогнулась, входя в царскую палату приемов, где она и ее отец в былые времена проводили долгие часы за делами. Ее приземистого толстого братца сопровождали регенты. Потиний был облачен в свои обычные одеяния. Ахилла надел официальный наряд военачальника, а Теодот, как всегда неодобрительно поджимавший морщинистые губы, таскал на плечах мантию ученого. Что, интересно, должен был подумать римлянин при виде этого сборища комических персонажей, управляющих государством?
Гней унаследовал от отца высокий рост, классическую римскую стать и внушительную манеру держаться. Клеопатра была рада, что у нее имелось время позаботиться о своей внешности. В отсутствие прочих дел они с Хармионой совершенствовали тонкости наложения косметики, которая придавала царице достойный вид. Она по-прежнему сурьмила глаза и накладывала краску на губы и ладони. Но рабыня- банщица предложила еще полоскать волосы царицы в настое хны, чтобы усилить их блеск, и покороче обрезать волосы, обрамляющие лицо, в то время как вся остальная шевелюра искусно укладывалась в узел на затылке. Все эти изменения выставляли в выгодном свете наиболее привлекательные черты Клеопатры — зеленоватые глаза, густые темные волосы, отливающие рыжиной, сочные полные губы, четко очерченные скулы; а крупный по-мужски нос словно бы уменьшался.
Она была одета в простое платье, подчеркивавшее приятные изгибы ее тела, — наконец-то фигура Клеопатры стала женственной. Не имея возможности каждый день кататься верхом, она набрала несколько фунтов веса, и они распределились как раз в нужных местах. Клеопатра была весьма горда своей новой фигурой. Ей понравилось носить платья из изысканных тканей, украшенных длинными нитями жемчуга или застежками из крупных изумрудов. Она смешивала для себя особые ароматические масла, взяв с алхимика клятву, что он сохранит их состав в секрете. Если в прошлом она использовала все эти ухищрения, чтобы скрывать свою юность, то теперь они были нужны ей ради того, чтобы усилить ее естественное очарование.
Хотя Клеопатра и не стала красавицей, но она была более чем привлекательна и прекрасно знала это. Она замечала и взгляды, задерживавшиеся на ее лице и фигуре несколько дольше, нежели пристало рассматривать царицу, и учащенное дыхание мужчин, мимо которых она проходила, — словно они пытались насладиться не только приятным зрелищем, но и небывалым ароматом прелестного цветка.
В глазах римлянина тоже отразилось восхищение внешностью Клеопатры, и она не смогла этого не отметить. Бросив взгляд на своего брата, который, похоже, был потрясен неожиданной чувственностью сестры, она поняла, что застала его врасплох.
— Как ты похож на своего отца, — произнесла царица, позволив римлянину взять ее за руку и глядя ему в глаза чарующим взором. Она говорила с ним на латинском языке, зная, что это разозлит ее брата и регентов. — Я надеюсь, он пребывает в благополучии?
— Он благополучен настолько, насколько можно этого ожидать при сложившихся обстоятельствах, — ответил римлянин.
— Что ты хочешь сказать? Неужели он болен? — спросила Клеопатра.
Гней жестом руки отказался от предложенного ему подноса с едой и напитками. Клеопатра вспомнила, что римляне иногда поступают так, дабы подчеркнуть свои стоические убеждения, в особенности в трудный час. Ясное лицо Гнея омрачилось. Напряженным голосом он обратился к собравшимся:
— Будучи союзником моего отца и находясь в долгу перед ним за его щедрое гостеприимство по отношению к твоему отцу, покойному царю, во время пребывания оного в Риме, равно как за неустанные усилия по восстановлению законного правительства вашего государства, ты ныне должна откликнуться на просьбу моего отца. Он просит тебя немедленно снарядить для меня флот и сухопутную армию, дабы помочь Риму в борьбе против ренегата Юлия Цезаря.
— Рим воюет с Цезарем? — удивилась Клеопатра. — До нас еще не дошла эта новость. Или дошла? Как получилось, что мы не слышали об этом?
Она посмотрела на остальных присутствующих. Они отреагировали с вежливым намеком на внимание, как будто сын Помпея принес им последние известия о здоровье дальнего родственника.
— Царица, как известно всему миру, Цезарь намеревается установить свою тиранию. Этот человек безумен. Он отвернулся от Республики и конституции и начал действовать сам по себе, — негодующе произнес Гней. — Сенат почти в полном составе явился к моему отцу и стал молить его защитить государство от угрозы со стороны Цезаря. Мой отец — единственная сила, могущая стать щитом против Цезаря; он единственный, под чьим началом находится армия, способная разбить легионы Цезаря. Они обезумели от долгих лет победоносных войн и целиком и полностью порабощены Цезарем.
Потиний и Теодот начали бормотать сочувственные слова в адрес Гнея, осуждая действия Цезаря и предлагая Помпею свою безоговорочную помощь. Потиний выступил вперед:
— Царица великолепно помнит ту благосклонность, которую твой отец оказал царскому семейству в Риме. Разве не так, владычица?
— О да, — ответила Клеопатра, осознав, что Потиний уходит от обязательств по передаче Гнею армии и флота, ведя отвлекающие разговоры. — Я была всего лишь девочкой, и твой отец позволил мне ездить верхом на своей лошади, просто потому, что мне так хотелось.
— Мне известна эта история, царица, — отозвался римлянин, низко поклонившись ей, а потом вновь обратив к ней свое красивое лицо и одарив ее долгой улыбкой.
«Как удается этим римлянам сохранять белизну зубов? — гадала Клеопатра. — Они у них такие белые и острые, словно у молодых хищников. Неужели это потому, что близнецы, основавшие их город, действительно были выкормлены волчицей?»
Царица не знала, пытается ли Гней очаровать ее или завоевать ее поддержку. А может, то и другое разом? Она улыбнулась ему в ответ, в то же время спрашивая себя: если Помпей столь могуществен, то почему его сын явился в Александрию испрашивать помощи у египтян? Ведь нельзя же усомниться в том, что многочисленных римских легионов вполне достаточно, чтобы защитить Италию от ренегата Цезаря.
— И как идет война? — поинтересовалась она. — Каковы ваши успехи?
— Мой отец покинул Италию, чтобы перегруппировать свои армии в греческих землях. Он ожидает поддержки от наместника Сирии. Цезарь вторгся в Испанию. Он намеревается отобрать ее у римского народа и установить в ней свою власть.
Так значит, всего за несколько месяцев Цезарь изгнал могущественного Помпея из Италии и уже обратил свои помыслы на захват остальных римских провинций — тех, которые еще не были подчинены ему. А ведь еще и март не наступил.
— А что касательно Рима? Кто правит в городе?
Гней, похоже, чувствовал себя неуютно, как будто ему не нравилось, что его допрашивают подобным образом.
— Цезарь вошел в Рим. По его приказу солдаты ворвались в храм Сатурна и забрали оттуда казну вопреки вето, наложенному народным трибуном Метеллом, который самолично пытался остановить преступников, встав у них на пути. Ренегат конфисковал всю казну Рима для войны против своей собственной страны. Он произнес угрожающую речь, обращенную к сенаторам, сказав, что, если они слишком трусливы, чтобы править вместе с ним, он будет править один. Затем он ушел, забрав все деньги и оставив присматривать за городом своего ставленника Антония.