«Несомненно, на меня не нападут в этот священный день перед лицом такого множества свидетелей», — убеждала себя Клеопатра, затаив дыхание и внимательно выискивая в лице жреца намек на предательство. Но он просто глядел вперед, подставив лучам солнца морщинистое коричневое лицо. Клеопатра рассматривала красное одеяние Реджедет, гадая, не скрывается ли в его широких складках нож. Затем царица снова перевела взгляд на толпу — тридцать тысяч человек, которые ненавидят греческих тиранов. Она невольно оперлась о плечо жреца.
— Ты больна, госпожа? — спросил он.
— Нет, я просто плохо спала ночью, — отозвалась Клеопатра, вложив в слова куда больше уверенности, нежели испытывала на самом деле.
Маленький коричневый жрец был ненамного выше царицы. Он взял ее за руку и наклонился поближе.
— Сон вовсе не нужен, владычица, — произнес он на египетском наречии. — Храм — это место, куда фараон приходит, чтобы найти единение с Ка, его божественным духом, который дает ему божественное право царствовать. Если единение было успешным, то сон не нужен. — Он отвернулся от царицы, подставив щеку свету и теплу, которые излучал бог, движущийся с востока. Глаза жреца были закрыты, и он ясно давал понять, что дальнейшего разговора не будет.
«Что же теперь?» — думала Клеопатра. Ее подвергли испытанию, а у нее не было ни малейшего способа узнать, выдержала ли она это испытание. Если Клеопатра и соединилась с Ка минувшей ночью, то дух не оставил никаких свидетельств этого. Она чувствовала себя усталой, опустошенной и испуганной. Желудок болел, голова трещала так, словно невидимые руки с силой сдавливали лоб и затылок, руки дрожали, ноги норовили подкоситься. Ей едва удавалось заставлять себя стоять прямо. Взяв пример с жреца и Реджедет, царица тоже обратила лицо навстречу лучам солнечного бога, молясь, чтобы его тепло стало для нее благословением. Но Клеопатра не могла найти в себе силы и взмолилась к божественной владычице, госпоже тысячи имен: «Забери мой страх!»
Однако богиня не смилостивилась; вместо этого Клеопатра была поражена еще более страшным видением. Даже если она преуспеет здесь и завоюет верность фиванцев, то какая злая судьба ожидает ее по возвращении? Разоблачение истины о смерти ее отца и обвинение в сокрытии этой смерти? Стражи дворца македонских царей или солдаты Габиния, которых деньгами переманили на службу ее юным братьям, а точнее, Потинию? Гефестион убит или, хуже того, состоит в заговоре с прочими? Она, должно быть, уже изгнана из Александрии. И не узнает об этом, пока не попытается вернуться. Что ждет ее тогда? Кинжал евнуха в спину? Вражеская армия в воротах дворца? Не было ни малейшего смысла думать сейчас об этих ужасных вещах, но у Клеопатры не хватало сил окончательно прогнать их из мыслей. Она сделала медленный глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Однако горячий воздух лишь усилил ее нервозное состояние.
«Владычица сострадания! — вновь взмолилась царица. — Как Афина, мудрейшая из богов, приходила к своему возлюбленному Одиссею во многих обличиях, всегда даруя ему помощь, наставляя его, ободряя, ведя сквозь величайшие опасности путешествия, так и ты приди ко мне ныне! Неужели мой отец ошибался, веруя, что боги будут добры к тому, кто чтит их? Владычица сострадания, я твоя дочь, и ныне я в пути. Приди ко мне, как Афина приходила к избранному своему, Одиссею. Пожалуйста, не покидай меня, всеобщая мать!»
Воды Нила, в свете полного утра принявшие голубоватый оттенок, катились вдоль бортов ладьи, словно грубо обработанные сапфиры. Едва не падая под весом священной короны, Клеопатра вынуждена была снова опереться на жреца, когда ладья вошла в гавань. Стоя у борта, ослепленная солнцем, царица ждала, когда египетский эскорт поможет ей сойти на берег. От прикосновения теплых сильных ладоней командира эскорта она почувствовала себя более уверенно.
Несмотря на потоки яркого света и тяжесть в голове, царица разглядела очертания огромного храма: гладкие колонны, блестящий, выложенный белым камнем двор и черные провалы окон, зиявшие подобно разинутым пастям. Тысячи людей ждали у врат священного места. Все они разоделись для церемонии. Ослепительно-белые одежды выделялись на фоне раскрашенных пилонов, ярко-алых, синих и зеленых; толпа чуть раздалась в стороны, освободив узкий проход для торжественного шествия. Клеопатра вдруг осознала, что ей придется пройти мимо всех этих людей. Она прикрыла глаза от резкого утреннего света, наслаждаясь мгновением темноты и чувствуя себя в этот миг в безопасности. Ей хотелось бы остаться здесь, на этом месте, и не делать больше ни единого движения.
Неожиданно головокружение перешло в кристальную ясность сознания. В сопровождении воинов, помогавших ей сохранять равновесие, Клеопатра ступила на окрашенные золотой краской сходни, один край которых крепился посредством крюков к борту ладьи, а второй прочно опирался на берег. Царица сделала несколько осторожных шагов, ощущая, как прогибаются под ногами доски. Она аккуратно ставила одну ступню впереди другой, двигаясь прямо на толпу египтян. Она слышала, как фыркнул бык, когда его копыта ударились о доски; Бухис ускорил шаг, спускаясь на берег следом за Клеопатрой, и она надеялась, что он не порвет кожаную привязь и не врежется в нее сзади.
Уверенной походкой она двинулась к воротам Бухеума. Тени колонн коснулись ее лица, давая глазам небольшую передышку от безжалостно прямых солнечных лучей. Храм был огромен. Он высился на иссушенном утесе, в недрах которого хранились мумифицированные тела сотен священных быков, обитавших в этом храме множество столетий. Клеопатра подошла уже достаточно близко, чтобы видеть: глаза всех людей в толпе обращены на нее. Любопытные взгляды этих темных глаз, словно магнит к железу, притягивались к ее лицу, но, когда она встречалась с ними взором, быстро опускались вниз, подобно ускользающим бликам на воде. Реджедет шла позади царицы, рядом с быком, и Клеопатра слышала, как жрица негромко шепчет и бормочет что-то, успокаивая животное, встревоженное присутствием такого множества народу. Страж, шагавший впереди, крикнул толпе, чтобы расступились, освободив дорогу в храм. Хотя Клеопатра знала, что этот знак внимания оказан быку, а не ей, она ощутила благодарность, ибо не сомневалась, что упадет замертво, если ей придется идти по такому узкому проходу между плотными стенами человеческих тел. Впрочем, толпу, наверное, не волновало, сможет ли царица протиснуться и остаться в живых.
Она оглянулась назад, чтобы посмотреть, не видно ли где ее собственных слуг, но увидела лишь быка; его золоченые рога отражали лучи солнечного бога. Ох, как же глупа она была! Почему она пришла сюда такой невежественной, такой неподготовленной, такой уязвимой? Ей просто не следовало этого делать. Она была царицей, и ей следовало поступать по-своему. «Бык сможет прийти в храм и сам по себе, — решила Клеопатра. — Я возвращаюсь на корабль».
Делегация встречающих из храма подошла к ней. И женщины, и мужчины были облачены в одеяния воинов бога. Блеск металлических нагрудных пластин ослепил Клеопатру, она опустила глаза и увидела лишь мускулистые ноги, обмотанные полосами белой ткани под ослепительно-белыми юбками. Она вновь вскинула взор. Некоторые из стражей носили шлемы в форме маски свирепой и воинственной богини- львицы Сехмет; львиные губы были раздвинуты в яростном рыке, злые глаза широко распахнуты. Вооруженные золотыми луками и серебряными мечами, эти воины направлялись прямо к греческой царице; восемь из них, шедшие последними, несли нечто напоминающее осадный таран — золотого цвета, но покрытый выбоинами и вмятинами.
Клеопатра подумала, что лучше всего убежать. Она повернулась, но бежать было некуда: следом за нею Реджедет вела гигантского быка, который загораживал проход своей тушей. Египетские воины подошли к царице и обогнули ее с боков, пока она наконец не оказалась лицом к лицу с гигантским сверкающим тараном. Стражи поставили цилиндр торчком и отвели в сторону. Это было не оружие, а лестница, покрытая искрящимся металлическим сплавом и увитая по бокам цветочными гирляндами. Клеопатра смотрела на странный предмет до тех пор, пока жрец не предложил ей вскарабкаться по этой лестнице. Царица стояла в нерешительности, гадая, желают ли они возвести ее наверх, чтобы закидать камнями до смерти, или же это просто часть церемонии. Она оглядывалась по сторонам в поисках советника или телохранителя, но яркий солнечный свет и головокружение мешали ей разглядеть в толпе хоть одно знакомое лицо. Она была уверена, что все смотрят только на нее. И в воцарившемся вокруг молчании Клеопатра ощутила напряженное ожидание толпы. Молясь о внезапном озарении, которое помогло бы ей спастись, Клеопатра ухватилась за боковины лестницы. Слегка успокоенная прочностью дерева, она начала подниматься, осторожно ставя одну ногу перед другой, потому что ступени были совсем маленькие. Достигнув вершины
