скажется на Моник, которая, возможно, и сама была обречена на неудачу в браке, поскольку ее мать и ее бабушка потерпели на этом поприще сокрушительное, незаслуженное поражение. Правда, в наследственных неудачников Чарли никогда не верил, но события, подобные тем, что произошли с Франческой и ее матерью, серьезно влияли на людские судьбы, формируя некий семейный стереотип, вырваться за рамки которого могла только очень сильная личность. Впрочем, ему почему-то казалось, что Моник это будет по плечу.

Кроме того, его родители прожили в браке долгую и счастливую жизнь, родители Кэрол — тоже, так почему же они сами расстались? Значило ли это, что каждый человек может потерпеть неудачу в браке? Или все-таки не каждый, а только тот, у кого были к этому определенные предпосылки?

— Как долго вы с Пьером были женаты? — спросил Чарли, взяв в свои ладони руку Франчески.

— Шесть лет, — ответила Франческа. Она не отдернула руку и слабым движением пальцев дала знать Чарли, что приняла и оценила его сочувствие. Это легкое движение, в котором она сама скорее всего и не отдавала себе отчета, вызвало в них обоих ощущение глубокой душевной близости. Чарли рассказал ей свою историю, а она ему — свою, и терзавшее обоих одиночество как будто отступило.

— А вы? — спросила Франческа, с каждой минутой чувствуя все большее и большее сходство… нет, не между ними, но между их горькими судьбами.

— Мы были женаты больше девяти лет, — ответил Чарли. — Почти десять. И я считал, что у нас вполне благополучный брак. Мы оба были счастливы, и я не замечал никаких тревожных признаков вплоть до того момента, когда Кэрол пришла ко мне и прямо заявила, что вот уже некоторое время живет с другим. Не знаю, как я мог не видеть этого, но факт остается фактом. Теперь Кэрол говорит, что я слишком часто отсутствовал и что мы обращали друг на друга слишком мало внимания, но я не думаю, что дело именно в этом. Может быть, если бы мы завели ребенка, все сложилось бы иначе.

— А почему у вас не было детей?

— Не знаю. Может быть, Кэрол права, и мы были слишком заняты каждый своими делами, — задумчиво сказал Чарли, которому неожиданно показалось, что Франческе он может признаться в том, в чем не осмеливался признаться даже самому себе. — Порой нам казалось, что дети — это что-то совсем необязательное, без чего мы можем обойтись, но теперь я об этом жалею. Особенно когда встречаю таких очаровательных детей, как ваша Моник… Моник. Получается, что девять лет жизни прошли впустую, и теперь, когда у меня не осталось даже Кэрол, мне совершенно нечего предъявить…

Франческа улыбнулась ему, и Чарли вдруг подумал о том, какая замечательная у нее улыбка. Он был ужасно рад, что встретил сегодня Франческу.

Ему так нужно было поговорить с кем-то, и более подходящего собеседника Чарли не мог себе и представить. Франческа, как никто другой, понимала его, ибо сама прошла через ад измены и предательства.

— А вот Пьер считал и считает, что все, что с нами случилось, произошло из-за того, что я была слишком увлечена нашей девочкой, зациклена на ней. Действительно, после родов я оставила работу, но дело совсем не в том, что я слишком любила Моник. Когда мы познакомились с Пьером, я работала в Париже моделью, но тогда я оставила карьеру ради него, о чем он теперь предпочитает не вспоминать. Потом я училась в Сорбонне и получила степень, ничто не мешало мне продолжать заниматься искусством, но, поймите меня правильно, Чарли, быть матерью, просто матерью, мне нравилось куда больше. И я любила Пьера, мне нравилось быть его женой.

— Это тоже работа, — вставил Чарли, но Франческа отрицательно покачала головой.

— Мне это было совсем нетрудно. Я хотела все время быть с моей девочкой, хотела ухаживать за ней, делать все, чтобы она росла веселой, здоровой, уверенной в себе. Но я следила за собой и своей фигурой, чтобы оставаться в форме, быть красивой и привлекательной, потому что мне казалось, что этого хочет Пьер. Я очень старалась, Чарли, честное слово, старалась, но… бывают, наверное, такие ситуации, когда ты просто не можешь победить, какие бы усилия ты ни прилагал. Иначе я просто не могу объяснить того, что произошло с нами.

Может быть, некоторые браки обречены с самого начала?

Она действительно так считала, и Чарли, по крайней мере в этот момент, был с ней вполне согласен.

— В последнее время я тоже пришел к такому выводу, — кивнул он. — Наш брак с Кэрол казался мне чуть ли не идеальным, но сейчас я понимаю, что был слеп и глуп. Вы ведь тоже очень любили своего мужа?

Франческа кивнула, и Чарли, воодушевившись, продолжал:

— В итоге оказалось, что у нас с вами то ли глаза были не на месте, то ли мозги. Теперь Кэрол выходит замуж за шестидесятилетнюю развалину — за старика, который всю жизнь только и делал, что коллекционировал хорошеньких девиц, а ваш бывший муж женится на двадцатилетней девчонке и начинает делать ей детей. Как такое можно было предвидеть? Кто ответит нам? Не к гадалке же, в самом деле, обращаться! Можно, правда, попробовать сделать вот как… В следующий раз — если у меня будет следующий раз — я стану все время спрашивать у своей жены: "Как ты? Как я? Как мы?

Ты счастлива? Изменяешь ли ты мне, и если нет, то почему?"

Франческа не выдержала и рассмеялась, но Чарли не шутил, или, вернее, хотел быть серьезным. То, что с ним случилось, заставило его о многом задуматься. Но он не знал, удастся ли ему воспользоваться новыми познаниями на практике.

Франческа неожиданно погрустнела.

— Вы храбрее меня, Чарли, — сказала она. — Для меня никакого «другого раза» просто не может быть. Я уже решила.

Она сказала ему это потому, что хотела стать его другом — не больше. Романтическое увлечение не входило в ее планы.

— Вы не можете этого решить, — твердо сказал Чарли. — Никто не знает своего будущего!

— Могу, — возразила Франческа. — Я — могу.

Никто больше не завладеет моим сердцем, чтобы потом растоптать его.

— А вдруг следующий раз обойдется без портретов на журнальных обложках и рекламы по телевидению? — поддразнил ее Чарли. — Или наоборот:

Заранее продайте права на показ вашего очередного мужа, и будете спокойно получать проценты.

Франческа через силу улыбнулась, но ее улыбка тотчас же погасла. Очевидно, даже сейчас она не могла шутить на эту тему.

— Вы просто плохо представляете себе, что это такое! — сказала она с чувством, но Чарли достаточно было просто заглянуть в ее глаза, чтобы понять, каково ей пришлось. В ее чудных зеленых глазах не было ничего, кроме боли, и он невольно вспомнил слова Моник о том, как ее мать плакала сутками напролет. Именно поэтому Франческа старалась держаться подальше от людей и так неохотно шла на контакт, именно поэтому она встретила его появление в штыки, однако сейчас Чарли забыл о своем потрясении и был полон сострадания к этой несчастной и милой женщине. Повинуясь безотчетному порыву, он поднялся, обнял ее за плечи и прижал к себе, и Франческа не отшатнулась — она поняла, что в этом жесте нет ни угрозы, ни посягательства на ее свободу. Он предлагал ей свою дружбу, и Франческа приняла его предложение.

— Знаешь, что я тебе скажу, — проговорил Чарли, вдруг переходя на «ты». — Когда в следующий раз ты решишь броситься в эту авантюру — ну, в ту, которую некоторые именуют «священным и нерушимым союзом двух любящих сердец», — я хотел бы представлять твои интересы. Хочешь, я буду твоим брачным агентом?

Франческа покачала головой;

— На твоем месте я бы на это не рассчитывала, Чарли… Этого не будет. Только не со мной.

Чарли понял, что она действительно решила это твердо и переубедить ее вряд ли кому удастся.

— Тогда давай заключим что-то вроде договора, — предложил он, желая снова вернуть разговор в русло легкой, шутливой беседы. — Скажем, мы условимся, что ни один из нас не должен больше жениться и выставлять себя наивным глупцом перед всем белым светом. Но если кто-то из нас двоих все же вступит в брак, то и другой обязан будет поступить так же. Ну как, согласна?

— Мне это что-то напоминает, — отозвалась Франческа, задумчиво глядя на него.

— Я знаю. Подвиг камикадзе.