Когда же она дозвонилась до Пола, оказалось, что он уже кое о чем догадывается. Он только что разговаривал с Джеком насчет совместного обеда, и кое‑какие намеки отца навели Пола на мысль, которая показалась ему совершенно безумной. Джен, однако, удалось убедить его, что это не шутка и не розыгрыш, что все это действительно реально и что это будет просто замечательно.
— Не могу поверить, что они готовы сделать это для нас, — проговорил Пол в трубку дрогнувшим голосом. — Почему?..
— Потому что они любят нас! Все так просто! — ответила Джен и снова заплакала — на этот раз от счастья. — Мама — она тут, рядом со мной, — говорит, что мы оба можем присутствовать при родах и что ребеночек будет нашим с той самой минуты, как появится на свет.
— А вдруг они передумают?
— Мне кажется, это невозможно. Они… они действительно желают нам счастья.
— Ладно, поговорим позже, — ответил Пол, не желая будить в себе надежду, которая могла оказаться напрасной. Но когда он встретился за обедом с отцом, а потом, вернувшись вечером домой, еще раз обсудил предложение Аманды с Джен, никаких сомнений у него не осталось.
На следующий день рано утром они позвонили Аманде и сказали, что согласны. И Джен и Пол были взволнованны, и, поговорив с ними, Аманда тоже заметно приободрилась. Она пошла на отчаянный, непредсказуемый шаг. Но ни сомнений, ни страха ошибки у нее не было. И она, и Джек получили нежданный дар и смогли им распорядиться, ведомые великодушием и любовью к своим детям. Аманду нисколько не волновало, как отнесутся к ее поступку посторонние люди.
— Я не перестаю восхищаться тобой, — сказал ей Джек. — Откровенно говоря, я даже не подозревал, что ты способна на такую душевную широту и щедрость. Это… это что‑то из области фантастики. Мне еще никогда не приходилось слышать ни о чем подобном, и я… Только бы ты сама потом никогда не пожалела об этом, — закончил он с тревогой в голосе.
— Не бойся, я уверена, что поступаю правильно сегодня и, надеюсь, не раскаюсь в своем решении завтра, — заверила его Аманда. — Как бы я ни любила этого ребенка, я знаю, что моим детям он нужнее. И потом, я действительно старовата для того, чтобы быть матерью. Бабушкой — еще куда ни шло…
— Ты наверняка будешь самой сексуальной бабушкой в мире, — рассмеялся Джек. — Мне придется быть очень внимательным, чтобы тебя не увел какой‑нибудь прыткий юнец лет сорока пяти.
Он немного подумал и добавил:
— Что касается ребенка, мы сможем видеться с ним, когда нам захочется. Это не так уж мало…
Это действительно было очень много. Джек знал, что, как бы Аманда ни храбрилась сейчас, отдавать свое дитя в другие руки, пусть даже в руки собственной дочери, ей будет очень нелегко. И то, что она сможет видеться с ребенком, когда ей этого захочется, могло успокоить и утешить ее.
Потом ему в голову пришла еще одна замечательная мысль. Джеку, во всяком случае, она казалась совсем неплохой.
— Почему бы нам не отправиться в путешествие? — предложил он. — Вдвоем, а? Устроим себе каникулы! Слетаем в Европу, в Париж, в Венецию…
— Это отличная идея! — воскликнула Аманда, которой предложение Джека пришлось очень по душе.
Прошлым летом Джен и Луиза предлагали свозить ее во Францию, но тогда у нее совершенно не было желания куда‑либо ехать. К счастью, те времена, когда она была настолько поглощена своим горем, что не хотела ничего замечать и ни о чем думать, прошли, и теперь Аманда стала совсем другим, новым человеком. И потом, путешествие в Европу с дочерьми — это совсем не то же самое, что с Джеком Уотсоном.
— Я согласна, милый! — повторила она и улыбнулась счастливой, сияющей улыбкой. — Надеюсь, что радость от этого путешествия даст мне силы стойко все перенести. А когда мы сможем отправиться?
— Когда захочешь, родная, — отозвался Джек. Он тоже был счастлив — счастлив за нее, за себя, за Джен с Полом и за маленького, еще не родившегося человечка, у которого уже были две матери и два отца.
* * *
Они отправились в Европу в июне, когда Аманда была на пятом месяце. В Париже они остановились в отеле «Ритц» и прекрасно проводили время. Каждый вечер они ходили в рестораны. К счастью, токсикоз Аманды к этому времени почти совсем прошел, и она снова могла пить кофе, есть шоколад и многое другое. Они допоздна гуляли по парижским улочкам, днем ходили в Лувр, посещали парижские бутики и салоны, поднимались на Эйфелеву башню, и Аманда была на седьмом небе от счастья. Еще никогда она не чувствовала себя так хорошо. Правда, вес, который она набрала в эпоху своей «мороженой» диеты, слегка ее беспокоил, но Джек утверждал, что она выглядит просто потрясающе, и в конце концов Аманда с ним согласилась. Ей и раньше приходилось читать, что женщины, носящие под сердцем дитя, красивы какой‑то особенной, запредельной красотой, но только в Париже она действительно ощутила себя по‑настоящему красивой и женственной. Единственное, о чем Аманда втайне жалела, так это о том, что теперь она не может покупать себе изысканное белье или костюмы и платья от лучших французских кутюрье. Впрочем, скоро она решила, что вполне может потерпеть до тех пор, пока ее талия не вернется в исходное состояние.
Иными словами, Аманда была совершенно спокойна и счастлива, и Джек, исподтишка за ней наблюдавший, был очень доволен. Правда, он все еще опасался, что Аманде будет нелегко расстаться с ребенком, но она даже ни разу не усомнилась в правильности своего решения, и ее решимость была тверда как сталь. «Мы отдадим его нашим детям, и точка!» — повторяла она, и у Джека не было никаких оснований заподозрить ее в неискренности. И все же он не мог не волноваться о том, каково ей будет, когда придет пора действительно расстаться с младенцем.
На пути из Парижа домой они на неделю задержались в Лондоне, а в июле Джек взял ее с собой на курорт на озеро Тахо. В августе они собирались побывать на Таити, но врачи неожиданно запретили Аманде путешествовать. И дело было вовсе не в том, что она была на седьмом месяце, и не в том, что ее едва ли можно было назвать молодой матерью, — сама Аманда чувствовала себя даже лучше, чем во время своих первых беременностей. Просто ребенок оказался слишком крупным, и врачи опасались преждевременных родов.
— В оба своих прошлых раза я переходила, и я не вижу причин, почему в этот раз все должно быть наоборот, — заявила она уверенно, но осматривавшая ее акушерка только улыбнулась.
— И сколько вам тогда было лет, мадам?
— О'кей, о'кей, я поняла. Я буду хорошо себя вести, обещаю.
К этому времени они уже знали, что их ребенок совершенно здоров и что это — мальчик. Собственно говоря, пол ребенка был определен еще в апреле, когда перед поездкой в Париж Аманда сходила в клинику на комплексное обследование плода, и с тех пор Джен и Пол бурно выбирали имя для своего будущего сына. Они звонили матери чуть ли не каждый день и делились своими соображениями по этому поводу, и Джек шутил, что скоро они исчерпают все английские имена и возьмутся за иностранные.
Огорчала Аманду только Луиза. Она по‑прежнему держалась с матерью отчужденно и даже враждебно и почти не разговаривала с ней. Однажды Аманда, не выдержав, поделилась своими грустными мыслями с Джеком, и он поспешил успокоить ее.
— Вот увидишь, Лу сумеет с собой справиться, — сказал он уверенно. — Луиза вовсе не такая плохая, какой хочет казаться. У такой матери, как ты, просто не может быть скверных дочерей. Луиза ужасно тебя ревнует, но это пройдет. Скоро пройдет.
На самом деле он вовсе не был в этом уверен, но ему не хотелось расстраивать Аманду. Он и так делал все, что было в его силах, чтобы отвлечь ее от возможных грустных мыслей. К счастью, Аманда вступила в такой период, когда она была почти не способна задумываться о чем‑то, кроме ребенка. Ей хотелось покупать для него распашонки, комбинезончики, игрушки, соски и прочие милые мелочи. Ими были забиты уже все кладовки в ее доме, но каждое утро, если только ей не нужно было ехать к врачу, Аманда отправлялась по магазинам, и Джек старался ее сопровождать.
— Что подумают обо мне люди? — восклицал он в комическом отчаянии, сгружая на заднее сиденье
