на пол рядом с ней.

— Что это? — с тревогой спросил он, показывая пальцем на развешанные по стенам красочные плакаты, на которых были изображены различные стадии раскрытия маточного зева.

— Это? — Аманда равнодушно зевнула. — Это шейка матки. В раскрытом состоянии. Пусть это тебя не волнует…

— Это не опасно? — снова спросил Джек, чувствуя, как его охватывает ужас. Рождение своих двух детей он встретил в баре, где напился с друзьями до полного бесчувствия. Впрочем, в те времена от отцов не требовалось никаких специальных знаний. Единственной их обязанностью было явиться на следующий день с цветами. О том, что мужчина может присутствовать при родах, тогда еще никто и слыхом не слыхивал.

Аманда снова зевнула:

— Нет, это только естественно.

Немного успокоившись, Джек принялся оглядывать присутствующих. Его уже не так шокировало, что остальные «молодые родители» действительно были молоды — не старше его детей. К этому он уже успел привыкнуть. Но когда пришла инструкторша и лекция началась, Джек был по‑настоящему потрясен натуралистическими фотографиями и жутковатыми схемами, которые им показывали. В конце занятия был обещан еще какой‑то учебный фильм, но о нем Джек старался не думать.

Единственной темой, которая не только показалась ему доступной пониманию нормальных людей, но и заинтересовала, были упражнения, которые он должен был проделывать вместе с Амандой. Правда, в изложении инструкторши они напоминали позы из «Кама‑сутры», однако, несмотря на свое смущение, Джек вполне разобрался не только в том, как он должен держать свою «жену» за ноги, но и зачем. Как он понял, во время родов главное — правильно дышать, и тогда все будет не так страшно. Стараясь, чтобы Аманда ничего не заметила, он потихоньку попробовал дышать так, как советовала инструкторша, и ему это удалось.

Но не успел он порадоваться за себя и за Аманду, как речь зашла о чем‑то весьма болезненном, что инструкторша называла «изгнанием плода».

— А это еще что за штука? — спросил Джек у Аманды, когда инструкторша произнесла это жутковатое сочетание в шестой раз, но спросил слишком громко. Инструкторша услышала.

— Это самая трудная часть родов, мистер, — пояснила она. — Период изгнания плода длится от полного раскрытия маточного зева, — тут она указала на самую страшную таблицу на стене, — до тех пор, пока ребенок не родится. Ощущения при этом примерно такие, — инструкторша улыбнулась садистской улыбкой, — словно вы пытаетесь натянуть верхнюю губу на затылок.

И она перешла к следующей теме, но Джек ее уже не слушал.

— Послушай, неужели тебя это не пугает? — спросил он у своей «молодой супруги». — У меня так просто мороз по коже.

— Нет, нисколько, — ответила Аманда. — Не волнуйся, пожалуйста, ведь я уже через это прошла и знаю, как все бывает. Только в мое время это называлось «схватки».

— А тебе делали наркоз? — снова поинтересовался Джек, когда инструкторша заговорила об опасностях, которые представляют для матери и плода различные виды обезболивающих средств. По ее словам выходило, что «настоящая» женщина должна обходиться без анестезии, как бы ей ни было больно. Страдания помогают «осознанным» родам, сказала она, но Джек так и не понял, что это такое.

— Разумеется, — улыбнулась Аманда, с шумом выдохнув воздух, и Джек понял, что потихоньку от него она тоже опробовала на себе «брюшное дыхание». — Я потребовала, чтобы мне дали самое сильное лекарство. Я вовсе не героиня и не мазохистка — я нормальная женщина.

— Рад это слышать. — Джек кивнул. — А как насчет меня? Может, мне тоже стоит попросить, чтобы мне вкололи успокаивающее? Или вообще усыпили, пока все не кончится…

При этом он не шутил или почти не шутил. Джек уже чувствовал, что ему потребуется самый сильный наркоз для отцов, какой только можно найти на территории Соединенных Штатов. За каких‑нибудь полчаса, проведенных в этом дурацком конференц‑зале, он начал остро ненавидеть всех окружающих. Ему не нравилась их манера одеваться, говорить и держаться, а их дурацкие вопросы вызывали в нем самое настоящее бешенство. Он не понимал, как при всем своем тупоумии и невежестве они умудрились стать родителями, однако по зрелом размышлении Джек пришел к выводу, что мудрая мать‑природа, не слишком доверяя опилкам, которыми были набиты их головы, взяла этот вопрос в свои руки. Что касалось лекторши, то Джек готов был задушить ее голыми руками. Он, наверное, так и поступил бы, но тут она объявила, что в заключение сегодняшней лекции им будет показан «удивительно наглядный и познавательный» учебный фильм о кесаревом сечении, и Джек содрогнулся от ужаса.

— Не хочешь чего‑нибудь выпить? — как можно беззаботнее спросил Джек у Аманды, сглотнув подкативший к горлу комок. — Здесь так душно…

На самом деле кондиционеры работали на полную мощность и в конференц‑зале было скорее прохладно, но Джек этого не замечал.

Аманда прекрасно поняла его истинные мотивы.

— Можешь закрыть глаза, — шепнула она в ответ. — Я никому не скажу.

Демонстрация фильма имела целью подготовить будущих отцов к тому, что их супругам может понадобиться срочное хирургическое вмешательство. Просмотревшие фильм получали специальную справку, предъявив которую они могли присутствовать в операционной, когда их женам будут делать кесарево сечение, и Джек задумался: неужели кто‑то из них может пойти на это добровольно? Про себя он, во всяком случае, точно знал, что без общего наркоза он в операционную не войдет, и пусть делают с ним что хотят.

— Я сейчас вернусь, — произнес он таким громким и взволнованным голосом, что на него начали оборачиваться.

— Куда это ты собрался? — уточнила Аманда. Саму ее все эти физиологические подробности ни капельки не трогали — она уже давно жила в каком‑то своем, параллельном мире, где были совершенно иные ценности и ориентиры.

— В туалет, — резко ответил Джек.

— Мы подождем вас, мистер Кингстон, — громко сказала инструкторша, сверившись со списком слушателей. — Не стоит пропускать этот фильм.

Джек бросил на Аманду умоляющий взгляд и выскочил в коридор. Через пять минут он вернулся, инструкторша погасила свет, и фильм начался.

Фильм чуть не убил его. В свое время Джек два года прослужил в армии, но ни одна из учебных лент, которые им показывали, — даже широкоформатный, красочный кинофильм под интригующим названием «Как распознать гонорею», — не произвела на него такого сильного впечатления. На экране двое свирепого вида врачей резали пополам какую‑то несчастную женщину; женщина кричала, а на ее искаженное страданием лицо просто невозможно было смотреть. Кровь лилась рекой, как во второразрядном фильме ужасов, и от одного ее вида Джека замутило.

— Меня сейчас стошнит, — шепнул он, наклоняясь в темноте к Аманде.

— Я же тебе сказала — не смотри, — так же шепотом ответила она и, пожав его руку, наклонилась к Джеку, чтобы поцеловать его.

— Кингстоны! — раздался в темноте голос лекторши. — Вы мешаете! Не отвлекайтесь, пожалуйста, по этой теме у нас будет зачет, и если вы не сумеете ответить на вопросы…

Джек чуть не послал ее куда подальше. Только неземное спокойствие Аманды помогло ему сдержаться.

— Черт, — пробормотал он, — я бы предпочел сам подвергнуться кесареву сечению, лишь бы не видеть этот кошмар. Впрочем, в этом что‑то есть… Знаешь, Аманда, я думаю посоветовать Полу бросить свои сладенькие костюмные ленты и переключиться на фильмы ужасов. Представляешь, какое сильное впечатление может произвести на зрителей подобная операция?

Аманда фыркнула. Нет, Джек положительно был неисправим. Он готов был шутить даже в аду.

Первая лекция оказалась для них и последней. Джек заявил, что больше ни за что не пойдет на эти идиотские курсы. Аманда тоже не особенно стремилась к «естественным родам» без обезболивания. Она попробовала, что это значит, когда рожала Луизу, и впечатлений ей хватило на всю жизнь.