кранты бы нам всем были! – Он ободряюще хлопнул подчиненного по спине, окончательно приводя Курочкина в чувство. – А теперь давай приступим к допросу, – Максаков повернулся к уцелевшему бандиту, – а то на этих хмырей надеяться – себя не уважать. Сейчас этот головорез окажется чьим-нибудь родственничком, мужем двоюродной сестры или еще кем… Давай, Григорий, спроси у этого ганса, кто и зачем отрядил сюда всю эту компанию. – Пантелей кивнул на разбросанные неподалеку трупы, возле которых уже мародерствовали контрабандисты.

– Я не говорю по-английски, – четко выдал пират, отвечая на переведенный Курочкиным вопрос.

– Кто не говорит? Он не говорит? – Пантелей схватил своей ручищей пирата за подбородок и резко вывернул его голову в свою сторону.

– Товарищ старший сержант… – начал было Григорий, но Максаков резко оборвал подчиненного:

– Молчи, боец. Самому такие методы не очень-то по душе, только от его показаний может зависеть наша с тобой жизнь. И не только наша. Если эти уроды пришли за нами, то, значит, завтра сюда припрутся не десять, а сто таких отморозков. – Максаков нагнулся к пленнику и посмотрел ему прямо в глаза. – Не понимаешь, говоришь? – От пантелеевской интонации зрачки выжившего пирата расширились от страха. – В учебке у нас тоже такие фрукты попадались. Мол, по-русски ни бельмеса не понимаем. Правда, после некоторой воспитательной работы назавтра вовсю «шпрехали». И по-русски, и по-французски, и по- английски. Сразу вспоминали, чему их в школе учили… Григорий, повтори-ка мой вопрос.

– Я не говорю по… – снова начал пират, но закончить не успел. Пантелей резким ударом повалил пленника на песок.

– Ладно, муфлон, – улыбкой дружелюбной акулы усмехнулся старший сержант, – значит, будем вести разговор по-другому. Извини, дружок, ничего личного…

В камбузе российского малого десантного судна «Резвый» царила угнетающе-унылая тишина. Экипаж уже третьи сутки находился под замком, в душном, тесном помещении, почти без пищи и воды.

В первый же день командира корабля пригласили на беседу, предложили сделку. Экипаж стал готовиться к решительным действиям, вплоть до бунта и штурма судна с целью отбить его у морских разбойников. Но после о команде словно забыли. Никто никого никуда не вызывал, ничего не требовал и не предлагал. Один раз в сутки пираты забрасывали на камбуз десяток коробок с сухим пайком и несколько пятилитровых бутылей воды. На этом все общение между пленниками и захватчиками заканчивалось.

Уже были терты-перетерты все проекты спасения, до секунды разработан план восстания. Механики знали, в какое мгновение должен заклинить двигатель, все члены экипажа, вплоть до простого матроса, знали, где они в это время должны находиться и что делать.

Кроме плана «А», который предусматривал участие морских пехотинцев, были разработаны планы «Б», «В» и даже «Г». Все ожидали только начала и команды к действиям. Но время шло, а о российских моряках словно забыли.

Даже тема освобождения извне все реже и реже звучала в разговорах экипажа. Конечно, «Резвый» уже несколько дней не выходит на дежурные сеансы радиосвязи. Конечно, стоит невероятный переполох не только в штабе Тихоокеанского флота, но и в Москве, в Главном штабе ВМФ России. Конечно, их ищут, сбиваясь с ног. Но…

Что, если пираты загнали корабль в такое место, где его не обнаружишь никакими сканерами? Ни из космоса, ни с помощью воздушной разведки? Скажем, загнали судно в какой-нибудь подходящий по размеру скальный грот. Система «ГлоНаС»? «JPS»? А кто сказал, что пираты – набитые дураки? Вполне возможно, что грот просто не пропускает сигналы или бандиты накрыли корабль звукоизолирующей сетью.

Ведь довольно точно известны координаты, где пропало судно. Район поисков не так уж и велик. Дежурный сеанс связи – каждые два часа. Последний раз контакт был за сорок минут до захвата. Сколько может пройти их корабль за три часа? Максимум сто десять – сто двадцать миль. Корабль – не иголка, с воздуха его видно за десятки километров, но никто ни разу не слышал никаких звуков, издаваемых самолетом или вертолетом. Но ни одна из версий не была достаточно убедительной, чтобы остановиться на ней.

Рассматривалась даже самая невероятная версия – банальный выкуп. Ведь за военный корабль с экипажем правительство может выложить кругленькую сумму. Может быть, поэтому их и не ищут, чтобы не придавать дело огласке, не позорить честь страны, быстренько договориться с пиратами, заплатить им требуемую сумму, а через недельку, глядишь, «Резвый» как ни в чем не бывало снова влился бы в ряды международного конвоя. А кто будет спрашивать, мол, куда это подевался русский корабль? Мало ли какой приказ Москвы выполнял экипаж. Может, за финиками на Мадагаскар ходили. Кому какое дело? Поэтому и команду до сих пор не порешили, что за каждую голову – своя цена. А иначе зачем бы еще корсарам держать под замком три десятка человек? Правда, кормить можно было бы и получше, но, как говорится, дареному коню в рот не заглядывают…

В конце третьих суток, когда команда «Резвого» уже была близка к отчаянию, дверь в камбуз отворилась, и взорам моряков предстала цепочка автоматчиков, идущая по коридору до ближайших сходней.

– Слушать меня внимательно! – зычно прокричал один из пиратов, и командир перевел экипажу приказания. – Выходите по одному, с интервалом в десять секунд. Руки за головой. Если кто-то захочет показать нам фокусы, стрелять будем без предупреждения.

– Уж не порешить ли нас хотят, Александр Владимирович? – негромко поинтересовался старший помощник.

– Это вряд ли, – таким же негромким эхом отозвался командир. – Зачем им вести нас в трюм? Кончили бы на палубе и спихнули в воду. Значит, так, Иван Валентинович, – распорядился Демьянков, – я иду первым, вы – последним, после всех.

– Ясно, Александр Владимирович, – кивнул Кузавко.

– Быстро! – грозно приказали из коридора и для пущей убедительности щелкнули затвором автомата.

Капитан третьего ранга Демьянков поднялся, заложил кисти рук за голову и, осторожно переступая через плотно сидящих матросов, двинулся к выходу. Он спокойно прошел вдоль автоматчиков, отметив, что никакой особой враждебности к нему пираты не испытывали, прикладом по спине не били и стволами в ребра не пихали. Через минуту он оказался в небольшом трюмном помещении, которое было отдано в ведомство боцкоманде. Решив, что осмотром подсобки можно заняться и позже, Александр Владимирович, словно курица-несушка, стал лично пересчитывать по головам прибывающих по одному членов экипажа. И только после того, как в их новую тюрьму вошел старший помощник, командир облегченно вздохнул. Слава богу, все были на месте и команду не разделили.

Когда за старпомом захлопнулась стальная дверь, командир подозвал к себе боцмана, командира взвода морских пехотинцев и вместе с ними и со старшим помощником начал осмотр помещения. Искали, конечно, не выход. Здесь его попросту не было. Просто среди боцманских принадлежностей могло отыскаться то, что пригодилось бы в дальнейшем для того, чтобы вырваться из плена. Такую надежду командир по-прежнему не оставлял.

Пока офицеры шаг за шагом осматривали имущество, ожило машинное отделение корабля, что вызвало новую волну толков среди экипажа. Весь офицерский состав «Резвого» инстинктивно сгрудился подле своего командира на внеплановое совещание.

– Александр Владимирович, что это может означать? – с тревогой поинтересовался старший помощник.

– Механик? – командир переадресовал вопрос капитан-лейтенанта человеку, более сведущему в этих делах – командиру боевой части пять.

– Пока что работает на холостых оборотах, – откликнулся офицер, – но смысла гонять турбину просто так я не вижу. Скорее всего, Александр Владимирович, через полчаса-час «Резвый» выйдет в море.

– Возникает вопрос: «Куда?» – гипотетически поинтересовался Демьянков, но ответа не услышал.

Да мало ли какие у пиратов планы? Может, перегоняют судно на одну из своих баз или просто на другое место? Возможно, что сейчас и наступит то самое время «Ч», о котором договаривались командир и предводитель шайки головорезов? Или к этому месту приближаются поисковые силы и морские разбойники хотят убраться подальше отсюда? А может, все-таки пираты получили выкуп и теперь направляются к месту