– Пошла… В комнату…
Подобрал ее автомат, выждал несколько секунд, еще раз выстрелил и перекатился в проем. От косяка дал новую очередь…
Особых перемен в «обеденном зале» не наблюдалось. Перевернутый стол, ошметки еды, женский труп с разбитым черепом. Есаулов лежал смирно, меленько подрагивал, чего нельзя было сказать о Ваське Блаженном, который, упираясь руками в пол и отставив тощую задницу, пытался придать телу достойное положение. Голова у него, естественно, не варила. Случись обратное, Васька, несомненно, предпочел бы продолжить игру в жмурики.
Мимоходом Туманов ударил прикладом Блаженного. В темечко. Бандит растянулся на полу. Прислушавшись, вошел в пристройку. Здесь тоже назревали проблемы. Прислонясь к стеночке, на алюминиевом тазу восседал мертвый Жерех, с ног до головы окрашенный кровью. Пялился перед собой. Забитая дверь ходила ходуном. Вот-вот держащие ее гвозди выпадут вместе с засовом. Тогда не отбиться, массой задавят. Самое время выпускать тяжелую артиллерию… Дождавшись, когда гвозди начнут вываливаться из гнезд, он вырвал чеку, подбросил гранату под дверь и кубарем вкатился в горницу. Захлопывая дверь, явственно слышал, как завыла в петлях та, с улицы. Сгреб в охапку Дину и потащил в угол – гранатка-то оборонительная, не слабо взрывается…
– Уши заткни! – успел он крикнуть.
Дом подпрыгнул. Мощная волна вынесла весь проем – вместе с дверью, рамой и гвоздями, – обрушила на Есаулова с Васькой Блаженным, похоронив их под развалами… Добивать надо. Иначе не успеть… Глотая дым, Туманов вывалился в пристройку и метнулся к двери на улицу, искореженной взрывом, через которую светило солнышко, голубело небо… Бандюга Жерех помер дважды – на этот раз от него вообще ни черта не осталось. Еще два трупа, разорванные в клочья, валялись кто как – один на груде разбитого шифера, другой зарывшись в старые валенки… Третий, крепко контуженный, бросив автомат, вяло удирал по двору в направлении забора. Глупый, влево надо бежать, влево, там сараи – это во-первых, и ближе – это во-вторых. Туманов аккуратно совместил прорезь прицела с мушкой и выстрелил в затылок бегущему. Беглец пролетел по инерции отрезок пространства, ткнулся грудью в ограду и, сотворив эффектное сальто, вывалился на ту сторону.
Но дом – решительная западня. Соблюдая меры безопасности, Туманов вырвался на улицу и укрылся за бочкой с дождевой водой, к которой был подведен желоб с крыши. Дело шло к закату – солнышко сместилось вправо и почти не слепило глаза. Враг куда-то рассосался. Южная оконечность хутора предстала как на картине. Слева сараюшки, навесы для дров, по курсу – океан бурьяна, посреди – брошенный людьми вездеход. Справа – выступающая часть избы – там, за углом, крыльцо, где их пытались взять на шару. Людей не видно. Где они? Вовсе не праздный вопрос: каждый фазан желает знать, где сидит охотник. В сенях толкутся? В дом проникли? В обход подались?
– Дина! – позвал он неуверенно. – Ты здесь? Не спишь?
– Здесь я, Туманов, – эхом отозвалась из раскуроченного проема женщина. За косяком пригрелась. Умница.
– За навес с дровами – бегом марш. И не задавай глупых вопросов, я прикрою. Пошла.
Что-то шевельнулось в траве. Ах, маму вашу… Павел привстал над бочкой и прошелся огнем по бурьяну. За спиной зашуршала трава. Свои… Лучше не смотреть, как она бежит, а то сердце от страха выскочит… Он выстрелил оставшиеся два патрона, сменил магазин и снова осмотрелся. Дина уже за поленницей, глазками водит и знак ему подает – мол, тута я, а ты чего там припозднился? И тишина какая-то напряженная. Шестеро остались. Где они бродят?
В доме – дружный топот. Проснулись наконец-то… Туманов выбрался из-за бочки, наставил автомат на бурьян и, стреляя от бедра короткими очередями, бросился к сараям. Кто-то встал в полный рост, начал бить по нему с плеча, прицельно, плюя на пули, которые Туманов посылал наобум… Но пока везло – невредимым он влетел за поленницу и рухнул на землю.
– Дина, за сараи, живо, в лес… – вымученно выдавил Павел. – И не оглядывайся, беги на хрен отсюда, я прикрою…
– Туманов, я люблю тебя, – вдруг сказала Дина.
Он будто подавился словами и потрясенно на нее уставился. Сердце сжалось. До боли родной человечек, готовый на все, даже умереть ради него, сидел в грязи прозаических опилок и смотрел на него бесподобными глазами. Он помнил их озорными. Помнил жгучими, пьяными, помнил робкими, даже испуганными. Но никогда, даже в наглухо безнадежной ситуации он не помнил в них столько тоски, величайшей, всобъемлющей. Сведенной в абсолют… Неужели интуиция? Да к черту ее. Все к черту. Время побеждать любую интуицию. Даже женскую. Как можно предугадать полет пули?
– Заявляю это тебе со всей ответственностью, – прошептала Дина. – Никогда не понимала это так остро, как сейчас… Туманов, не знаю, почему так происходит…
– Займись делом, – жестко оборвал он. – А то никогда не узнаешь.
Они нырнули за сараюшки и уткнулись в непроходимую стену кустарника. Не подвел нюх – учуял недоброе. Он остановился, пригнул Динку к земле, и вовремя – длинная очередь взломала заднюю стену сарая. Находись их головы выше – разбросало бы мозги по стене, и была бы это стена плача. Туманов выстрелил в ответ и, не распрямляясь, толкнул Динку в обратном направлении – возвращайся, возвращайся…
Долговязый упырь выпрыгнул на них, как кукушка из часов. Видно, этот экземпляр и топал по дому, а когда увидел «фазанчиков», залетающих за сарай, припустил следом. Кто-то из своих и сослужил, выходит, ему недобрую службу: на возвращение дичи стрелок явно не рассчитывал. Дина тоже на встречу не рассчитывала – оторопев от неожиданности, споткнулась и шлепнулась ему под ноги. В тесноте сараюшек развернуться было негде – стрелок пытался поднять автомат, но Туманов ударил снизу по цевью – ствол подпрыгнул. Вояка увидел охотничий нож, готовый вспороть ему брохо.
Пот градом хлынул на глаза, лицо перекосилось.
– Нет, не бей! – взвизгнул вояка дурным голосом и прикрыл пузо ладонью.
Как это не бей? Туманов отбил руку и погрузил идеально отточенное лезвие в живот, в район пупка. Неприятель выронил автомат и издал протяжный птичий вопль, вовсе не чуждый звукам леса.
– Не свиристи, поздно, – Павел провернул нож, извлек из живота, вытер о вояку и оттолкнул его: долговязый завалился на спину.
Внезапно Дина залилась тоненьким неестественным смешком.
– Туманов, а ведь мы с тобой ведем с разгромным счетом: семь-ноль. Пять мячей осталось. Как думаешь, осилим?
– Если не надоест, – он схватил женщину за руку и потащил вдоль сараев, полагая пробиться через северный двор…
Не окажись окрестности хутора захламлены всевозможным мусором и застроены многочисленными сараюшками, их бы поубивали, как зайчат на лужайке. Но в том-то и дело, что обстановка позволяла некоторый маневр. Навались солдатня скопом, их бы враз домучили, невзирая на потери. Но приказа погибать у вояк не было, а добровольно не хотелось, поэтому, сев два раза в лужу, они сменили тактику, которая проявилась уже буквально на следующей минуте. Первый стрелок засел за «газиком», стоящим почти на опушке. Они отогнали его из обоих стволов – причем Дина лупила лишь бы как, отчаянно боясь своего автомата, а Туманов пытался попасть по ногам, которые неплохо виднелись между колес. В результате пробил шину, и противник, видя тактическое превосходство идущих в контратаку, убрался. Отлип от «газика» и ахнул в кусты. Но какую-то фору дал своим: те успели подтянуть тылы. Туманов с Динкой не добежали до «газика», как в кустах объявился новый стрелок. Так вот какая у них тактика! Распределить остатки сил по периметру и спокойненько дожидаться оказии. Очень изобретательно. Идеальный вариант для беглецов в такой ситуации – засесть в доме и отбиваться из окон (благо патроны оставались), но увы, дом уже оказался отрезан. И возврата не было – кто-то выбежал из-за сараюшек, но, получив короткий отлуп, спрятался обратно. Оставалось припустить по северной стороне дома – на запад. Там они еще не были… В незапамятные времена на этом участке рыли яму – не то погреб, не то братскую могилу. Но скорее всего, омшаник – поодаль догнивали дощатые ящики, похожие на примитивные ульи. Груды вырытой земли, трава на буграх, разбросанные бревна… До угла оставалось шагов десять, когда пуля, пробив мешок с барахлом, попала Туманову в левое плечо. Он ощутил сильный удар и палящую боль. Упал на бугор и,
