Когда в трубке раздался звонкий голос Ларисы Быстрицкой, Фалунчук вежливо поздоровался:

– Здравствуйте!

– Валерий Андреевич?! – искренне обрадовалась та. – Неужели это вы?

– Я, – сказал генерал, а про себя подумал, что Лариса совсем не похожа на больную – вон как звонко и весело щебечет. – Как дела?

– Все нормально, Валерий Андреевич, – Константин Второй в норме…

«Она жизнерадостна и ничуть не взволнована, – обрадовался Фалунчук. – Если бы Панфилова вызвали в Москву, она была бы опечалена и грустна. Наверное, я все-таки ошибся. С одной стороны, досадно, что интуиция начинает меня подводить, но с другой – слава богу, что Жиган по-прежнему в Женеве».

Пауза затягивалась, и генерал хотел было позвать к телефону Панфилова, но Лариса его опередила.

– Если вы хотите поговорить с Константином, то его нет.

– А где он? Небось катается на лодке?

– Нет. Он уехал на рыбалку вместе со своим бывшим однополчанином три дня назад. Обещал вернуться через неделю.

– Не оставил номера телефона, по которому его можно будет найти?

– Нет. Обещал звонить сам.

Внутри у Фалунчука все похолодело: он догадался, что легенду с рыбалкой и однополчанином Панфилов придумал. Если бы все это было правдой, Константин обязательно сообщил бы свои координаты.

– Когда, говоришь, он уехал?

– В четверг, три дня назад. Он был в Амстердаме, пока его друг «обрывал» наш телефон. Пришлось дать ему номер отеля, в котором Константин остановился. В тот же вечер Константин сообщил мне, что собирается провести со своим однополчанином целую неделю… Что-нибудь случилось? – В голосе Ларисы появились взволнованные нотки.

– Нет-нет, все нормально, – нарочито бодро отозвался Фалунчук. – Извините за беспокойство. Я перезвоню, когда Константин вернется со своей рыбалки.

Он быстро прервал связь, испугавшись, что Лариса начнет задавать вопросы, а он не сумеет как следует разыграть беззаботность. Дело принимало серьезный оборот – Жиган исчез из его поля зрения. Только полковник Кузьмин мог ответить, где сейчас Константин Панфилов, но Кузьмин вот уже два дня как мертв.

Тяжело вздохнув, генерал включил компьютер, а затем защелкал мышью, пытаясь отыскать нужные ему сведения. Через несколько минут он убедился в правильности своих первоначальных предположений: примерно за полчаса до того, когда убили полковника Кузьмина, в Шереметьеве приземлился самолет из Амстердама. Если Лариса говорила правду и Константин вылетел сразу после звонка неизвестного «друга», то он мог запросто оказаться тем мужчиной в джинсовке, который пытался предупредить полковника об опасности.

«Видимо, Панфилов издали заметил убийцу, и это немудрено – ведь он профессионал. А затем, убедившись, что полковнику уже ничем не поможешь, исчез, растворился в толпе. Вероятнее всего, он не стал преследовать преступников по весьма простой причине – не был вооружен. Впрочем, для Жигана это не аргумент… Так, куда же он поехал из аэропорта, в мастерскую? Наверняка в мастерскую.

Но тогда где он сейчас? Умчался выполнять задание? Куда, какое – ведь Кузьмин даже не успел с ним поговорить!..»

Чем больше генерал размышлял на эту тему, тем сильнее мрачнел. Он уже выкурил полпачки сигарет, выпил невероятное для себя количество кофе, а правдоподобная версия никак не хотела вырисовываться. На связь с Константином Панфиловым мог выйти только один человек – он сам. Но, отправляясь в отпуск, Фалунчук передал координаты Жигана Кузьмину, строго-настрого приказав заместителю пользоваться его услугами лишь в самом крайнем случае. Полковник недаром заслужил репутацию осторожного и аккуратного человека, и если он вызвал из отпуска Жигана, рискуя навлечь на себя гнев генерала, значит, случай и в самом деле был неординарный.

«Мне срочно нужны все телефонные переговоры полковника, которые он вел за несколько дней до гибели. И неважно, с кем он говорил – с любовницей или с директором Федеральной службы! Возможно, это хоть как-то прояснит ситуацию, наведет меня на след Жигана».

Фалунчук ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, по той причине, что иных версий у него попросту не было. Он вновь вызвал помощника к себе в кабинет и устроил ему настоящий разнос.

Это возымело конкретное действие – через несколько минут на столе у Фалунчука лежала увесистая папка, в которой находилась распечатка служебных и домашних разговоров Кузьмина, и аудиокассета. Генерал открыл папку, пробежал глазами по строчкам, перевернул несколько страничек, затем прослушал кассету…

За два дня до своей гибели полковник вел интенсивные переговоры со многими сотрудниками ФСБ и разговоры с примерно таким же количеством своих родственников. Генерал даже удивился: разве простой смертный в состоянии удерживать в голове такую массу фактов и чужих проблем? Обычно полковник очень скрупулезно уточнял различные детали, будь то разговор об организационных вопросах или обсуждение здоровья племянницы. Фалунчук и не подозревал, что покойный Кузьмин обладал довольно редким качеством – умел правильно разговаривать по телефону. Ведя разговоры по работе, он никогда не называл своих сослуживцев или связных по имени, только в том случае, если был уверен, что собеседник звонит ему из автомата. Полковник умел не только говорить, но и слушать. Он не перебивал собеседника, не приказывал и даже распоряжения отдавал мягким, но настойчивым голосом.

«Неудивительно, что я пророчил его на свое место, – с горечью подумал Фалунчук. – Жаль, что Кузьмин погиб. Был бы неплохим начальником отдела…»

Но из невероятного количества телефонных разговоров только два стоили того, чтобы заняться ими вплотную. В первую очередь потому, что разительно отличались от остальных. Только в двух случаях из пятидесяти пяти Кузьмин говорил со своим собеседником коротко и немного волнуясь. Его мягкий баритон едва заметно дрожал, а когда полковник переходил на шепот, даже срывался. В общем, такая манера разговора была не характерна для Кузьмина, и именно поэтому Фалунчук решил прослушать эти беседы еще раз.

Первый разговор был очень кратким. Кузьмину позвонили домой из автомата.

– Здравствуй, это я. Что нового? – Голос собеседника полковника был резким, уверенным. Это был голос человека, привыкшего повелевать и отдавать приказы, причем не возникало сомнений, что все его распоряжения мгновенно выполняются.

– Мы должны немедленно встретиться, – в этом месте полковнику Кузьмину изменило его обычное хладнокровие – он судорожно сглотнул слюну. – Боюсь, все куда серьезнее, чем мы предполагали. Девочка в опасности.

– Ты серьезно? – Его собеседник тяжело задышал. – Говоришь, встретиться?

– Да, и чем быстрее, тем лучше.

– Где и когда?

– Жду тебя через пятнадцать минут во дворе. Я буду на машине.

– Давай через полчаса – я только что из душа.

– Согласен.

На этом беседа оборвалась. Судя по всему, эти двое предпочитали обсуждать свои дела не по телефону. Что, в общем-то, было вполне разумно. Но в день гибели полковника, в восемь тридцать пять утра у них состоялся еще один разговор.

На этот раз первым на связь вышел Кузьмин.

– Это я… – последовала длинная пауза. Кузьмин перевел дыхание, словно за ним гнались. Это было по меньшей мере странно – ведь полковник звонил из своего кабинета. – Он прилетает рейсом в десять тридцать…

– Слава богу! – обрадовался собеседник.

– Я еду его встречать… Да не волнуйся ты так, все будет нормально!

– Думаешь?

– Уверен. Он согласился прилететь, значит, успех гарантирован. Осталось обговорить кое-какие детали.