мгновение дно, Дик ринулся вперед, отразил алебардой удар меча противника и схватил его за горло. Тот рухнул навзничь, и Дик упал на него; набежавшая волна покрыла побежденного водой. Пока он лежал под водой, Дик выхватил у него из рук кинжал и поднялся, гордый своей победой.

– Сдавайтесь! – сказал он. – Дарю вам жизнь.

– Сдаюсь, – сказал тот, поднимаясь на колени. – Вы сражаетесь, как сражаются все слишком молодые люди, – неумело и необдуманно. Но, клянусь святыми, вы сражаетесь отважно!

Дик вышел на берег. Ночной бой все еще продолжался, и еще нельзя было сказать, на чьей стороне окажется победа. Сквозь гул прибоя слышно было, как сталь со звоном ударяется о сталь, как вскрикивают раненые.

– Отведите меня к своему командиру, молодой человек, – сказал побежденный рыцарь. – Пора прекратить эту бойню.

– Сэр, – ответил Дик, – у этих храбрецов есть только один командир – тот несчастный джентльмен, что стоит перед вами.

– Так отзовите своих молодцов, и я прикажу своим слугам остановиться, – сказал побежденный рыцарь.

В его голосе и в его умении держать себя было столько благородства, что Дик не опасался предательства.

– Бросайте оружие! – крикнул незнакомый рыцарь. – Я сдался, и мне обещана жизнь.

Это было сказано так властно, что шум битвы смолк немедленно.

– Лоулесс, – крикнул Дик, – ты цел?

– Цел и невредим! – крикнул Лоулесс.

– Зажги фонарь, – сказал Дик.

– Разве здесь нет сэра Дэниэла? – спросил рыцарь.

– Сэра Дэниэла? – переспросил Дик. – Молю бога, чтоб его тут не было. Если бы он был тут, мне пришлось бы плохо.

– Вам плохо, прекрасный сэр? – спросил рыцарь. – Разве вы не сторонник сэра Дэниэла? Клянусь, я ничего не понимаю. Зачем же вы, в таком случае, напали на меня? Из-за чего нам было ссориться, мой юный и чрезвычайно пылкий друг? Чтобы все наконец стало ясным, назовите мне имя того достойного джентльмена, которому я сдался.

Но прежде чем Дик успел ответить, в темноте совсем рядом раздался чей-то голос. Дик заметил, что у говорившего был белый с черными полосками значок и что он обращался к своему начальнику с необыкновенной почтительностью.

– Милорд, – сказал он, – если эти джентльмены – враги сэра Дэниэла, то, право, очень жаль, что мы вступили с ними в бой. Но будет еще хуже, если мы останемся здесь. Люди, сторожащие дом, не умерли и не оглохли. Они безусловно слышали шум сражения и, конечно, дали знать в город. И если мы сейчас же не уйдем отсюда, нам придется сражаться с новым врагом.

– Хоксли прав, – сказал лорд. – Какое вы примете решение, сэр? Куда мы должны идти?

– Куда вам угодно, милорд, – сказал Дик. – Я начинаю думать, что мы с вами можем подружиться. Я представился вам несколько грубовато, и мне не хотелось бы, чтобы наши дальнейшие отношения были похожи на наше первое знакомство. Нам нужно расстаться, милорд. Так пожмем на прощанье друг другу руки! А в назначенный вами час и в назначенном вами месте мы встретимся снова и обо всем сговоримся.

– Вы слишком доверчивы, мой мальчик, – сказал рыцарь, – но вашего доверия я не обману. Я встречусь с вами на рассвете у креста святой Невесты. Пошли, ребята!

Незнакомцы исчезли во мраке с подозрительной быстротой. Пока разбойники, по своему обыкновению, грабили мертвецов, Дик в последний раз обошел вокруг садовой стены, чтобы взглянуть на фасад дома. В маленьком чердачном окошке горел свет; этот свет, вероятно, был хорошо виден из западных окон городского дома сэра Дэниэла. Дик понял, что это и есть тот сигнал, которого так опасался Хоксли, и что скоро сюда явятся воины тэнстоллского рыцаря.

Он прижал ухо к земле, и ему показалось, что он слышит лязг оружия и приближающийся стук копыт. Он поспешно кинулся назад на берег. Но работа была уже кончена; четверо разбойников тащили к морю последний труп, раздетый догола, чтобы бросить его в воду.

Когда через несколько минут из переулков Шорби вылетели галопом сорок наспех одетых всадников, на пустынном берегу возле маленького дома было уже тихо. Дик со своими людьми находился уже в харчевне «Козел и волынка» и снимал с себя доспехи, чтобы хоть немного поспать перед утренним свиданием.

Крест святой Невесты стоял недалеко от Шорби, на опушке Тэнстоллского леса. Тут соединялись две дороги, одна шла лесом из Холивуда, другая – та, по которой отступала разгромленная армия ланкастерцев из Райзингэма. Здесь обе дороги сливались в одну, которая, изгибаясь по склону холма, тянулась до самого Шорби. Возле того места, где они соединялись, возвышался небольшой бугор, на вершине которого стоял древний, изъеденный непогодами крест.

Дик явился к этому кресту около семи часов утра. Холодно было по-прежнему; земля, покрытая серебряным инеем, казалась седой; рассвет был багрян и оранжев. Дик сел на ступеньку под крестом, закутался в свой плащ и внимательно поглядел по сторонам. Ждать ему пришлось недолго. На дороге, ведущей из Холивуда, появился джентльмен в роскошных сияющих латах, поверх которых была накинута мантия из драгоценных мехов; его великолепный конь шел иноходью. Следом за ним, держась от него на расстоянии двадцати ярдов, двигался отряд всадников, вооруженных копьями; но, увидев крест, воины остановились, и джентльмен в мехах двинулся к кресту один.

Он ехал с поднятым забралом; лицо у него было властное и гордое, под стать его пышному одеянию. И Дик не без смущения двинулся навстречу своему пленнику.

– Благодарю вас, милорд, за точность, – сказал он и низко поклонился. – Не угодно ли вашей светлости сойти на землю?

– Мы здесь одни, молодой человек? – спросил рыцарь.

– Я не так прост, – сказал Дик, – и должен признаться вашей светлости, что в лесу возле этого креста лежат мои честные ребята с оружием наготове.

– Вы поступили мудро, – сказал лорд, – и я очень этому рад, потому что вчера вы дрались, как безрассудный сарацин, а не как опытный христианский воин. Впрочем, не мне об этом говорить, так как я был побежден.

– Вы были побеждены, милорд, только потому, что упали, – ответил Дик. – Если бы волны не пришли мне на помощь, я бы погиб. Я до сих пор ношу на теле знаки, которыми отметил меня ваш кинжал. Мне думается, милорд, что все опасности, так же как все синяки и шишки, выпали мне на долю в этой маленькой ночной стычке на берегу.

– Я вижу, вы достаточно умны, чтобы превратить все в шутку, – заметил незнакомец.

– Нет, милорд, – ответил Дик, – я не стремлюсь выгородить себя. Но теперь, когда при свете дня я вижу, какой отважный рыцарь сдался, – сдался не мне, а судьбе, темноте, приливу, и как легко бой мог принять совсем другой оборот для неопытного воина вроде меня, – я несколько смущен своей победой, и вам, милорд, это не должно казаться странным.

– Вы хорошо говорите, – сказал незнакомец. – Ваше имя?

– Мое имя, если вам угодно знать его, Шелтон, – ответил Дик.

– А меня называют лорд Фоксгэм, – сказал рыцарь.

– Вы, милорд, опекун самой милой девушки в Англии! – воскликнул Дик. – И теперь я знаю, какой мне взять с вас выкуп за вашу жизнь и за жизнь ваших слуг! Я прошу вас, милорд, окажите мне милость: отдайте мне руку моей прекрасной дамы, Джоанны Сэдли, и получите взамен свою свободу, свободу своих слуг и, если желаете, мою благодарность и преданность до самой смерти!

– Разве вы не воспитанник сэра Дэниэла? Разве вы не тот самый сын Гарри Шелтона, о котором я так много слышал? – спросил лорд Фоксгэм.

– Не угодно ли вам, милорд, сойти с лошади? Я расскажу вам подробно, кто я такой, как я живу и на каких основаниях я осмеливаюсь просить у вас руки Джоанны Сэдли. Умоляю вас, милорд, присесть вот на