человеческому голосу, и о том, как это влияет на телефонию. Хорошо, что у Тьюринга такая большая тема для изложения: лес большой, и он явно не помнит, где зарыл серебро.

Необремененные слитками серебра, друзья едут назад в сумерках, которые в этих северных широтах наступают на удивление рано. Они по большей части молчат: Лоуренс переваривает то, что Алан наболтал про подразделение 2702, конвои, лаборатории «Белл» и избыточность голосового сигнала. Каждые несколько минут их обгоняет мотоцикл с шифровками в багажном контейнере.

Все, что годится для переброски скота, Бобби Шафто в разное время испробовал на себе — телячьи вагоны, открытые бортовые машины, форсированные марши по пересеченной местности. Теперь военные придумали этим радостям воздушный аналог — Самолет с Тысячью Имен: «Дуглас», DC-3, «старый толстяк», C-47, «номер три», «дакота», «дуг». Голые алюминиевые ребра фюзеляжа пытаются забить Бобби до смерти, но он пока отбивается. Главное, не заснуть.

Рядовых затолкали во второй самолет. В этом — лейтенанты Этридж и Роот вместе с рядовым первого класса Готтом и сержантом Бобби Шафто. Лейтенант Этридж подгреб под себя все, что было в отсеке мягкого, устроил гнездышко в передней части самолета и пристегнулся. Некоторое время он делал вид, что читает документы. Потом стал смотреть в иллюминатор. Сейчас он уснул и храпит так, что, кроме шуток, заглушает моторы.

Енох Роот забился в дальнюю, узкую часть фюзеляжа и читает две книги разом. Шафто думает, что это очень типично: книги наверняка говорят совершенно разные вещи, и капеллану нравится их стравливать — есть же любители играть в шахматы за обоих игроков сразу. Наверное, когда живешь на горе, а туземцы вокруг не знают ни одного из десятка языков, которыми ты владеешь, поневоле научишься спорить с самим собой.

В обоих бортах самолета — ряды маленьких квадратных иллюминаторов. Шафто смотрит направо и видит горы, покрытые снегом. Он в панике: неужели они сбились с пути и летят над Альпами? Однако слева по-прежнему Средиземное море. Постепенно его сменяет каменистая местность, заросшая чахлым кустарником, из которого торчат каменные столбы вроде «Башни Дьявола» в Вайоминге, потом остаются только камни и песок или песок без камней. Там и сям без всяких видимых причин песок морщится барханами. Черт возьми, они все еще в Африке!

Безобразие, почему не видно львов, жирафов и носорогов?.. Шафто идет высказать претензию пилотам. Может, удастся перекинуться с земляками в картишки. Или из переднего окна кабины видно что- нибудь такое, о чем можно будет написать домой.

Полный облом. Ничего в переднее окно не видно. Во всей вселенной есть только море, небо, песок. Каждый морпех знает, какое скучное это море. Песок и небо — немногим лучше. Впереди облачная гряда — какой-то там атмосферный фронт. И все.

Шафто успевает в общих чертах ознакомиться с планом полета, прежде чем карту убирают подальше от его глаз. Судя по всему, они летят над Тунисом. Бред какой-то. Когда Шафто интересовался последний раз, Тунис был под немцами и даже оставался их главным оплотом в Северной Африке. Судя по плану, они намерены лететь над проливом между Бизертой и Сицилией, потом на восток, к Мальте.

Припасы и подкрепления доставляют Роммелю через этот самый пролив и выгружают в Бизерте или Тунисе. Отсюда Роммель может ударить на восток, по Египту, или на запад, по Марокко. Несколько недель назад восьмая британская армия задала ему жару под Эль-Аламейном (это как раз в Египте), и с тех самых пор он отступает к Тунису. Недавно в Северной Африке высадились американцы, но пока ему здорово удается сражаться на два фронта, насколько Шафто угадывает промеж строк информационных радиосводок — уж больно они становятся бодрыми, как только речь заходит о Роммеле.

Все это означает, что под ними, в Сахаре, развернуты и готовы к бою крупные силы. Может быть, прямо сейчас идет сражение. Однако Шафто ничего такого не видит, только за редким караваном стелется пыль, словно дым вдоль бикфордова шнура.

Поэтому Шафто беседует с пилотами, пока по их взглядам не замечает, что говорит уже очень долго. Видать, эти гашишины убивали свои жертвы, забалтывая их до смерти.

На картишки рассчитывать нечего. Пилоты молчат, как в рот воды набрали. Приходится ввалиться в кабину и чуть ли не схватиться за рычаги, чтобы вытянуть из них хоть слово. Говорят они как-то странно. Только тут до Шафто доходит, что они не земляки, а друзья. Они — англичане.

Прежде чем убраться в грузовой отсек, он успевает заметить еще одно: оба пилота вооружены до зубов, как будто рассчитывают уложить человек двадцать-тридцать по пути от самолета в сортир и обратно. Шафто успел повидать таких психов, и ему это не нравится. Уж очень напоминает Гуадалканал.

Он находит место на дне грузового отсека рядом с рядовым первого класса Готтом и ложится. Крошечный револьвер на поясе мешает лежать на спине. Шафто перекладывает его в карман. Теперь главное неудобство — зачехленный рейдерский стилет, упрятанный между лопаток. Хочется лечь на бок, но с одной стороны казенный полуавтоматический кольт, которому он не доверяет, с другой — свой проверенный шестизарядник. Приходится разместить это все на полу, вместе с запасными обоймами, патронташами и разнообразными принадлежностями.

Кроме того, приходится отстегнуть от левой лодыжки нож «Гун-хо», незаменимый при расчистке джунглей, вскрытии кокосовых орехов и обезглавливании нипов, а от правой — короткоствольный крупнокалиберный пистолет, который Шафто носит для равновесия. Остаются только гранаты в передних карманах, потому что на животе он лежать не собирается.

Они огибают мыс как раз вовремя, чтобы их не унесло приливом. Впереди илистое дно бухточки. С одной стороны ее ограничивает мыс, который они только что обогнули, с другой, в нескольких ярдах впереди — следующий, до тошноты похожий, с третьей — вертикальный обрыв. Даже если бы он не был покрыт непроходимыми джунглями, взобраться все равно бы не удалось из-за крутизны. Морпехи заперты в бухте до следующего отлива.

У нипского пулеметчика вдоволь времени, чтобы перестрелять их всех.

Они сразу узнают звук очереди и падают в ил. Шафто быстро оглядывается. Те, что лежат на спине или на боку, вероятно, мертвы. Те, что на животе, — вероятно, живы. Большая часть лежит на животе. Сержант явно мертв — пулеметчик первым делом целил в него.

Пулемет у нипа — или нипов — один, но патронов хоть отбавляй. Их доставляет «Токийский экспресс», который беспрепятственно курсирует проливом Слот. Пулеметчик не спеша прочесывает бухту, быстро переключая огонь на тех морпехов, которые пытаются шевельнуться.

Шафто вскакивает и бежит к обрыву.

Наконец он видит вспышки. Они показывают, куда направлено пулеметное дуло. Когда они удлиненные, то на кого-то другого. Когда становятся короче, это значит, что ствол разворачивается к Бобби Шафто…

Черт, не рассчитал. В нижней правой части живота жуткая боль. Ил заглушает крики: каска и ранец- рюкзак вдавливают его мордой в жидкую грязь.

Кажется, он теряет сознание. Но ненадолго. Пулемет по-прежнему трещит, значит, кто-то из ребят еще жив. Шафто с трудом поднимает голову, пересиливая вес каски, и видит между собой и пулеметом бревно — отполированный волнами плавник, далеко выброшенный штормом.

Можно бежать к бревну — или не бежать. Шафто решает бежать. Это всего несколько шагов. На полпути он понимает, что успеет. Приходит наконец второе дыхание — он делает стремительный рывок и падает за бревном. Десяток пуль глухо шмякаются о древесину, на Шафто сыплются мокрые волокнистые щепки. Бревно гнилое.

Плохо, что Шафто не может посмотреть вперед или назад, не приподнявшись над бревном. Других морпехов не видно, не слышно криков. Он решает взглянуть, где там пулеметчик. За растительностью почти ничего не видно, но похоже, огневая точка где-то в пещере, футах в двадцати над отмелью. Шафто не так далеко от обрыва — расстояние преодолевается в одну перебежку. Однако лезть на обрыв — верная смерть. Вряд ли пулемет можно наклонить настолько, чтобы стрелять вниз, но тебя закидают гранатами или