«Чекистская выучка. Ни одной бумаги. Только мобильник лежит».
– Значит, так, – Петрович отбил пальцами на крышке стола дробь, – не знаю, сколько ты заплатил за червонец, и спрашивать не стану, но я могу за него дать только сто баксов. Вещица любопытная. Я собираю фальшивые монеты. Такая мне еще не попадалась.
– Сто баксов? – Николай посмотрел Лере в глаза. – Как по-твоему, можно соглашаться?
Девушка пожала плечами:
– Я ничего в этом не смыслю.
– Больше я не заплачу, – Петрович положил на монету новенькую сотку, – или берешь деньги, или забираешь монету.
– Торговаться бессмысленно?
– Именно.
Николай поднялся, оперся двумя руками на стол.
– Не хочется продешевить.
– Я чувствую, что потерял на тебя время.
Бунин придавил купюру ладонью, подвел ее к краю стола. Делал он это картинно, одной рукой, Петрович следил за движением пальцев.
– Ваша взяла. Лучше синица в руке, чем журавль в небе, – Николай подхватил сотку, махнул ей в воздухе и запихнул в карман.
– Вот так бы сразу, – расплылся в улыбке Петрович и сбросил монету в выдвижной ящик письменного стола.
– Спасибо, что помогли, – Бунин потащил Леру к двери, – до свидания. Очень было приятно.
– Что ж… – пробасил так ничего и не понявший Петрович.
В приемной Бунин не стал задерживаться, коротко кивнул Василию и выскочил на улицу.
– Бежим, – он схватил девушку за руку.
– Ты можешь мне объяснить?
– Не сейчас. Когда окажемся в безопасном месте.
– Или ты объяснишь, или я остаюсь.
– Оставайся.
– Нет уж, побежали.
Они остановились у входа в метро. Лера дышала часто, приложила руку к груди.
– Еще немного – и сердце остановится. Зачем я только согласилась встретиться с тобой?
В кармане у Бунина зазвенел мобильник.
– Да, слушаю вас, – пытаясь отдышаться, произнес он.
– Слушай сюда, урод, – раздался из наушника голос Петровича, – ты сейчас же принесешь мой телефон назад в офис и получишь еще две сотни.
– Ты уверен, что я так сделаю?
– Две сотни на улице не валяются.
– Аппаратик у тебя хороший, за двести «зеленых» я продам его без проблем на рынке.
– Если ты вернешься, проблем не будет, будут деньги.
– Я не уверен в этом.
– Судя по тому, как дышишь, отбежать ты успел далеко. Три сотни.
– Пошел ты… – Бунин выключил телефонную трубку.
Лера смотрела на своего ухажера широко открытыми глазами.
– Ты украл у него со стола трубку? – в голосе девушки слышались и испуг, и восхищение.
– Должен же я возместить свои затраты.
– Но ты вор!
– Ах да, забыл, у тебя папа мент. Полковник. Но для милицейской зарплаты у него крутая тачка.
– Не трогай моего отца! Ты ничего не знаешь о нем.
– Мы видимся с тобой всего второй раз, но ссоримся уже так, словно встречаемся не первый год.
– Дурак.
– Пошли в метро. Скоро они здесь будут.
– Это наша последняя встреча.
Эскалатор, подрагивая, уносил Бунина и Леру под землю. Парень положил свою ладонь на руку девушке. Лера сбросила ее. На третий раз ладонь уже спокойно лежала там, где хотел Николай.
– Не сердись, я не могу тебе сказать всего, но ты помогла мне.
– Я не хотела этого делать, я надеялась сходить с тобой в кино, – огрызнулась Лера.
– Извини за твоего отца. Я же не знаю, может, это твоя мать хорошо зарабатывает. Или брат банки грабит.
Они стояли на середине платформы.
– Тебе в какую сторону? – спросила Лера, Николай махнул рукой.
– А мне в обратную.
Выталкивая перед собой густой спертый воздух, вылетел из тоннеля поезд.
– Я поехала, – девушка, не глядя на спутника, взмахнула рукой, – пока, – и зашла в вагон.
Она устало опустилась на старое продавленное сиденье. Лера поймала себя на мысли – ей хотелось, чтобы Николай не остался на платформе, а поехал с ней. Даже место рядом пустовало. Ей чудилось, она не одна. Но в вагоне она ехала без спутника.
Одна станция, вторая, третья…
«Ну и черт с ним, – подумала Лера, поднявшись и став перед стеклом двери. – Ловкач, жулик какой-то. Телефон украл. Притворяется слепым. Зачем он мне сдался? В самом деле. Зачем?»
Зашипели, заскрежетали тормоза. С лязгом разъехались створки двери. Лера вышла на платформу, дождалась, пока разойдутся пассажиры. Не хотелось толкаться, не хотелось ощущать на себе чужие прикосновения. Она шла опустевшим на время перроном, поглядывая по сторонам. Перед самым эскалатором из-за толстой колонны навстречу ей вышел Бунин. Парень шел без очков и палочки, но закрыв глаза. Он вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами. Лера остановилась. Злость и смех одновременно душили ее. Николай приблизился к ней и замер с разведенными руками.
– Извини, но я подумал, что стоит провести тебя до самого дома. Хорошо, что успел вскочить в последний вагон, – Бунин открыл один глаз, затем другой, – точно, я не ошибся, это ты.
– Ты дурак, неисправимый дурак.
Бунин опустил руки.
– Обниматься сейчас не будем. Я не уверен, что не получу оплеуху.
– Проверь.
Николай обнял Леру напряженными руками, готовый в любой момент отскочить. Секунд через десять он расслабился, а когда поверил, что все сойдет ему с рук, получил пощечину. Лера била наотмашь, сильно.
– Это не за объятия, а за краденый телефон.
– Согласен.
Потирая красное пятно на щеке, Бунин предложил девушке руку. Он довел ее до самого дома.
– С родителями знакомить тебя не стану. Мой телефон у тебя есть, – Лера нырнула в подъезд, оставив Бунина перед закрытой на кодовый замок дверью.
В подвале, в комнате, лишенной окон, залитой ровным искусственным светом, прислонившись к стене, стоял Мальтинский. Он смотрел на носки туфель, вычищенных до зеркального блеска, и негромко цедил слово за словом.
– Ты упустил мальчишку вместе с телефоном… а теперь говоришь мне, что не сможешь всех предупредить до приезда в Витебск, что не все номера можешь отыскать в своей памяти и в записной книжке.
– Он обычный воришка, – не очень уверенно сказал Петрович, – откуда мне было знать, что он задумал? Партнеры сами перезвонят мне. Я могу заблокировать номер. Но, думаю, до завтрашнего дня он сам созреет, чтобы вернуть мне телефон за деньги.
Мальтинский хмыкнул: