вещества организованы неестественным — по крайней мере для нашего космоса — образом.

— Но ведь почти всё погибло! Или погребено под сотнями футов пепла.

— Орифеняне и твои друзья сохранили кое-какие фрагменты. У нас есть панель, за которой была ручка. Болты, которые положила в карман Корд. Обрывки парашюта и строп. Ящик с образцами крови. И, благодаря светителю Ороло, тело убитой девушки.

Я чуть не пропустил последнюю фразу мимо ушей. До сей минуты Джезри про Ороло не говорил. По опущенным плечам и едва заметным нюансам голоса я понимал, что он горюет, — но лишь потому, что знаю его всю жизнь. И ещё я понимал, что он будет горевать долго — по-своему, втайне от других.

Я прочистил горло.

— Многие его так называют?

— Вообще-то теперь уже меньше. Сразу после того, как нам показали спиль, это слово само у всех вырвалось. Настолько видно было, что он вёл себя как светитель. В последние день-два многие пошли на попятный. Засомневались.

— Да в чём тут сомневаться?

Он развёл руками.

— Успокойся. Сам знаешь, как это бывает. Никто не хочет, чтобы его назвали фанатом. Проциане в своих лукубах наверняка стряпают совершенно другую интерпретацию того, что сделал Ороло. Забудь. Он принёс жертву. Мы чтим его память, стараясь извлечь из убитой все возможные знания. И я пытаюсь тебе сказать, что каждое ядро каждого атома в ней самой, в дроби, извлечённой из её внутренностей, в одежде — новоматерия. И то же, вероятно, справедливо для всего на икосаэдре.

— Значит, их электроны тоже ведут себя неестественно, — сказал я. — В частности, дают излучение не того цвета.

— Поведение электронов — практически синоним химии, — сказал Джезри. — Для того и придумали новоматерию: игры с ядерным синтезом дали нам новые элементы и новую химию.

— А функционирование живых организмов основано на химии.

Джезри был умнее меня, но редко это показывал. Сколько бы я ни тупил, он по-прежнему верил в мою способность понять то, что понимает он. Трогательная черта — единственная на фоне множества неприятных. Сейчас он снова сменил позу — подался вперёд, словно ему и впрямь интересны мои слова. Это означало, что я на правильном пути.

— Мы не можем химически взаимодействовать с Геометрами — а равно с их вирусами и бактериями, — потому что лазер был не того цвета!

— Простейшие взаимодействия, несомненно, возможны, — сказал Джезри. — Электрон — всегда электрон. Так что наши атомы могут образовывать с их атомами простые химические связи. Но это не та сложная биохимия, которую используют микробы.

— Значит, Геометры способны производить звуки, которые мы услышим. Видят свет, отражённый от наших тел. Могут двинуть нас в морду…

— Или гвоздануть.

Я впервые услышал это выражение, но догадался, что Джезри говорит о снаряде, уничтожившем Экбу.

— Но не заразить.

— И наоборот. Конечно, со временем микроорганизмы эволюционируют и смогут взаимодействовать с обоими видами материи — свяжут экосистемы между собой. Но это произойдёт не враз, и мы успеем принять меры. Так что скоро тебя отсюда выпустят.

— Есть у них вода? Кислород?

— Водород такой же, как у нас. Кислород — похожий, так что вода есть. Можем ли мы им дышать — неизвестно. Углерод немного другой. Металлы и тому подобное отличаются ещё заметнее.

— Много вы ещё знаете про Геометров?

— Меньше, чем ты. Что Ороло делал в Орифене?

— Занимался линией расследования, которую я плохо понимаю.

— В соответствии с поликосмической интерпретацией?

— Да.

— Расскажи.

— Боюсь об этом говорить.

— Почему?

— Потому что боюсь всё переврать.

Джезри не ответил. У меня было такое чувство, что он через пластик с подозрением меня разглядывает.

На самом деле я не хотел говорить по другой причине: я боялся, что тема выведет прямиком на инкантеров. А нас почти наверняка прослушивали.

— Другой раз, — сказал я. — Когда буду лучше соображать. Может, на прогулке. Как в Эдхаре, когда мы вели теорические диалоги в винограднике Ороло.

Виноградник Ороло, расположенный на южном склоне, не просматривался из окон инспектората, так что мы ходили туда, если собирались покуролесить. Джезри понял намёк и кивнул.

— Как Ала? — спросил я.

— Отлично. Не знаю, когда ты её увидишь, потому что после воко мы с ней вступили в отношения.

Уши у меня вспыхнули огнём, из позвоночника вылезли зазубренные шипы. По крайней мере, так мне казалось. Однако, взглянув в зеркало, я понял, что выгляжу как обычно, разве что чуть более глупо. Некая более высокоразвитая, современная часть мозга — то есть возникшая позже, чем пять миллионов лет назад, — подсказывала, что разговор надо поддержать.

— Хм. Спасибо, что сказал. И что теперь?

— Зная Алу, думаю, что она примет какое-то решение. А до тех пор ни я, ни ты её не увидим.

Я ничего не ответил.

— И вообще, она очень занята, — продолжал Джезри. Видно было, что разговор его утомил, что он хочет одного — поскорее отделаться. Однако даже Джезри понимал, что нельзя так оглоушить человека и уйти, поэтому принялся рассказывать про структуру конвокса. Я почти не слушал.

Так вот почему он так скоро меня навестил! Чтобы сообщить новость, пока нас разделяет металлическая сетка. Сообразительный!

Потому что (размышлял я после его ухода) Джезри меня знает. Он понял, что я всё обдумаю и стану держать себя в руках. Если разобраться, почему им было не вступить в отношения? Я и сам, после того как Алу призвали на воко, считал себя свободным.

Не то чтобы эти мысли меня сильно утешили!

Я съел ломоть хлеба. В вагончик вошли трое инаков, все в костюмах-аэростатах. Двое отсосали из меня очередную порцию крови. После того как кровососы ушли, третий — вернее, третья — отвинтила от костюма голову и бросила на пол, потом запустила пятерню себе в волосы и пощупала кожу.

— Жарко тут, — объяснила она, поймав мой взгляд. — Суура Мароа. Центенарий. Пятые булкианцы. Я из крохотного матика, о котором ты не слыхал. Не угостишь ли меня хлебом?

— Заразиться не боишься?

Она взглянула на свой шлем, потом снова на меня.

Суура Мароа показалась мне очень хорошенькой, но она была лет на пятнадцать меня старше, да и вообще я в ту минуту не слишком себе доверял: может, меня потянуло бы к любой женщине, которая не видит во мне разносчика инопланетной заразы! Я вручил ей кусок хлеба.

— Ну и место! — заметила она, оглядываясь. — Так эксы живут?

— По большей части да.

— Скоро тебя отсюда выпустят. — Суура Мароа глубоко вдохнула через нос. (По выражению лица было видно, что она анализирует запахи.) Потом раздраженно мотнула головой и пробормотала: — Слишком много синтетических материалов.

— О чём ты? — спросил я. — Чем занимаются Пятые булкианцы? Прости, мне следовало бы знать.