Пепа Стеглик, например, которого наряду с другими опытными командирами и офицерами просвещения направляют в 3-ю бригаду, встречает весть о новом назначении без особого энтузиазма. Вот и приходится офицеру просвещения Ладе Фишару, которого Стеглик в прошлом году так бесцеремонно выставил из расположения своей роты, долго объяснять ему, сколь почетно и ответственно это назначение.
— Пойми, Пепа, — убеждает он строптивца, — без помощи таких командиров, как мы с тобой, нельзя быстро обучить и подготовить к боевым действиям бригаду.
Придется нам за это браться. Отдел просвещения в новой бригаде возглавит Карел Минаржик. Знаешь его?
— Это тот, что из противотанковой? Хороший солдат, успел пороху понюхать. Меня выводят из себя люди, которые сами ничего не умеют, а пытаются учить других. Минаржик не из таких…
— Так пойдешь в 3-ю бригаду?
— Пойду, но при одном условии. Мою роту должен принять Станда Валек, и никто другой…
В землянке, выкопанной под косогором, раздается телефонный звонок.
— Сорок седьмой слушает! — отзывается Владя Эмлер.
Его приглашает к себе генерал Свобода. В генеральской землянке Владя видит незнакомого советского майора.
— Левин Василий Иванович, из Генерального штаба Советской Армии, — представляется тот.
У него направление непосредственно к генералу Свободе, но в сопроводительных документах значится и фамилия Влади. Им предстоит отобрать тридцать добровольцев для выполнения специальных заданий на оккупированной территории Чехословакии.
— Отбор провести немедленно, поскольку добровольцы уже сегодня должны приступить к подготовке, — инструктирует Владю Свобода. — Перед отъездом я с ними побеседую.
— Слушаюсь! — отвечает Владя. — Разрешите связаться с заместителем начальника отдела воспитания и просвещения Рейцином, пан генерал?
— Связывайтесь!
Майор Левин напоминает Эмлеру, что в группу желательно отбирать украинцев из Закарпатья, ведь добровольцам придется действовать в основном именно в этих районах. Задача же самого майора — доставить добровольцев к месту сбора. Там они получат инструкции и все необходимое для выполнения задачи. Операция готовится по линии Генерального штаба Советской Армии.
— Вы информировали штаб нашего корпуса, товарищ майор?
— В общих чертах. И с вашим правительством все, разумеется, согласовано.
В 13.50 приезжает заместитель начальника отдела воспитания и просвещения Рейцин. В список уже занесены двадцать шесть добровольцев. Среди них Миша Бабич, Ваня Катеренюк, Васил Русин…
В 16.30 число добровольцев достигает пятидесяти. Эмлер решает запись прекратить.
В 17.10 отобраны все тридцать кандидатов.
Из-за деревьев неожиданно выскакивает джип и резко тормозит на поляне за землянкой Эмлера. Из машины вначале высовываются сапоги, потом кожаная сумка и наконец появляется капитан Либор Элиаш собственной персоной.
— Наздар, хлопцы! — здоровается он с добровольцами нарочито бодрым голосом.
— Здравствуйте, пан капитан, — отвечает за всех Владя, от которого не укрылось, что дружеское приветствие и бодрый тон явно контрастируют с нервным подергиванием век и холодком, таящимся в глубине глаз капитана. С последней их встречи он заметно постарел.
Капитан окидывает пристальным взглядом всех присутствующих и заинтересованно спрашивает у Эмлера:
— Ну-с, чем занимаетесь?
— Только что окончил беседу с добровольцами, отобранными для выполнения специального задания советского командования, пан капитан. Сейчас идет построение. Пан генерал прибудет… — Владя смотрит на часы, — через пять минут.
— Полагаю, добровольцев отбирали заблаговременно?
— Нет, приказ отобрать добровольцев я получил сегодня в полдень.
— Значит, в полдень вы получили приказ и уже успели его выполнить?
— Да, пан капитан. Причем добровольцев записалось гораздо больше, чем требовалось. Пришлось даже прекратить запись.
— Я, к сожалению, не могу рекомендовать советскому офицеру ни одного из них, потому что никого не имею чести знать лично…
Над поляной повисает напряженная тишина.
— Я не хочу сказать, что сомневаюсь в ком-либо, — повышает голос Элиаш, — но отбор добровольцев для такой акции, по-моему, должен проводиться гораздо основательнее.
— Советский офицер с добровольцами познакомился. У него нет возражений ни против одной кандидатуры.
— Что ж, это его дело. За это он отвечает, как, впрочем, и вы, пан подпоручик, — добавляет он совсем тихо и угрожающе.
— Так точно, пан капитан! — по-уставному четко отвечает Владя и мгновенно подтягивается, завидев приближающегося Людвика Свободу. — Пан капитан, идет пан генерал, — сообщает он подчеркнуто бесстрастным тоном Элиашу, пытаясь таким образом скрыть охватившую его радость. — Смирно! — командует он и отдает рапорт.
— Вольно! — негромко произносит Свобода и начинает прохаживаться перед строем добровольцев. — Вы первыми пойдете туда, — говорит он, глядя в ту сторону, где скрываются в голубовато-серой дымке контуры Карпат. — Благодарю вас от имени всех командиров и от имени тех, кто ждет нас на родине. Благодарю и желаю всем удачи… — Далее генерал говорит о том, что пришлось пережить им всем за прошедшие два с половиной года, о горечи разлуки с любимой родиной и о скорой радостной встрече с ней. — Родина вас не забудет… — проникновенно произносит генерал, и на глазах у него блестят слезы.
Солдаты клянутся, что не подведут, и Свобода заканчивает свою короткую речь на бодрой ноте:
— Итак, наздар, парни!
— Здар! — гремит над лесной поляной.
Потом добровольцам выдают обмундирование, деньги и запас еды на пять дней, и после захода солнца они уезжают вместе с майором Левиным…
Несколько дней спустя в бригаду возвращается Штепан Фантич. Он был ранен в ногу разрывной пулей во время ночной вылазки возле Гнидавы. Три дня пролежал в каком-то селе, потом его перевезли в Луцк. Нога к тому времени почернела и потеряла чувствительность. Диагноз врача прозвучал как приговор — гангрена, ампутация неизбежна. Штепан и сам это хорошо понимал, но, когда дело дошло до операции, воспротивился:
— Ногу резать не дам!
Медсестра привела хирурга.
— Да вы с ума сошли! — гневно воскликнул тот. — Умереть хотите?
— Либо останусь жить с двумя ногами, либо с двумя ногами умру… — продолжал упорствовать Штепан.
Хирург пристально посмотрел на упрямого парня, на его лихорадочно блестевшие глаза, покачал головой и вышел. Медсестра, укрыв раненого одеялом, направилась вслед за ним.
Потом Фантича оперировали — вытащили разрывную пулю, но ногу сохранили. После операции он три дня спал как убитый, и все это время у него держалась очень высокая температура. А затем он пошел на поправку…
Возвратившись в бригаду, Штепан узнает, что многие ребята уехали на какие-то специальные курсы, чтобы потом партизанить в Карпатах. Он немедля бросается во второй отдел.
— Ничем помочь не могу, — лаконично отвечает один из офицеров и, заметив огорчение на лице Фантича, объясняет: — Набор добровольцев производился по договоренности с советским