– То-то и оно, – убаюкивающе продолжал лейтенант. – Лежит сейчас твой Свиристелкин дома пьяный в стельку. Это в лучшем случае. Или под забором где-нибудь валяется, а ты тут маешься, рассказываешь мне небылицы.

– Это не небылицы. – Глазычев с силой ударил кулаком по столу. – Я же помню…

– Анатольевич, слушай меня сюда, – в голосе участкового послышались угрожающие нотки. – По уголовному законодательству Российской Федерации это называется «ложный донос». И если бы я тебя не знал, упек бы в холодную, чтобы посреди ночи не выводил меня из себя.

– Это не небылицы, – по щекам хозяина зверофермы покатились крупные пьяные слезы, – помер Свиристелкин… Убили человека…

– Ладно, – примирительно ответил лейтенант, – сейчас я заеду к этому твоему работнику домой. Наверняка спит, подкатившись под бочок жены. А ты пока проспись и, если Свиристелкин завтра не появится на работе, – дай мне знать. Так и быть, я приеду, и мы с тобой обследуем камыши при дневном свете. Вот такое у меня к тебе предложение, – закончил разговор блюститель закона. – Заметано?

– За… за… Угу, – кивнул головой Дмитрий Анатольевич, рухнул головой на огромный кулак и захрапел.

– Так-то оно лучше, – облегченно выдохнул милиционер и осторожно покинул кабинет хозяина зверофермы.

Однако, несмотря на довольно позднее время, сесть в машину он не спешил. Оставшись один, участковый извлек из кармана мобильный телефон и с озабоченным видом стал тыкать заскорузлым пальцем в светящиеся цифры клавиш.

Проснулась Наташа рано, почти что засветло. Виной тому были несметные полчища комаров. И хоть спальный мешок закрывал почти все тело, лицо, как ни крути, все равно оставалось открытым. Да и спала она плохо, мало и беспокойно, то и дело просыпаясь от надоедливого комариного писка. Но чувствовала себя довольно бодро. Сон на свежем воздухе оказался хоть и коротким, но живительным.

Наташа осторожно вылезла из своей палатки, тихо, чтобы не разбудить мужчин, раздула огонь, сбегала к реке, умылась, перекусила на скорую руку оставшимися с вечера огурцами, колбасой, холодной печеной картошкой и засобиралась в деревню, которая уже просыпалась, возвещая об этом миру разноголосым, громким петушиным пением, лаем неугомонных собак и мычанием изголодавшихся за ночь коров.

Оспаривать вечернее приказание Геннадия Геннадьевича девушка не хотела, да и не смела: сказали составить с помощью сканера карту подземных лабиринтов – значит, надо составлять. Но сделать это следовало в кратчайшие сроки, чтобы как можно быстрее присоединиться к мужчинам. Уж кто-кто, а Наташа прекрасно знала, что такое плавать в мутной воде Саблинских катакомб, когда все приходится делать почти что на ощупь, да еще то и дело подвергаться риску быть засыпанным песчаным сугробом. Здесь с ней такое уже случалось. Порода в этих пещерах довольно хрупкая, это не базальт или гранит. Основная структура – песок, и вода нередко подмывает целые пласты.

Вряд ли оставленные ею в лагере боевые пловцы могли знать об этом. А если бы и знали, то не послушались бы и тем более постарались избавиться от девушки, оставив ее на берегу под любым предлогом. Надо было лишить их таких предлогов, и Наташа споро зашагала по протоптанной тропинке навстречу изумительному по красоте красновато-розовому восходу солнца, мурлыча себе под нос какую-то бодрую походную песенку.

Она торопилась. Девушка решила во что бы то ни стало вернуться к обеду, с тем чтобы следующие погружения провести самой. Спелеологом она себя не считала, но справедливо полагала, что в связке с боевым пловцом она будет куда полезнее, чем в роли поварихи, которую мужчины оставили присматривать за лагерем.

Затруднений с велосипедом не возникло. Хозяева даже не стали просить оставить что-либо в залог. Им хватило той суммы денег, которые предложила гидролог, и спустя минут двадцать Наташа катила к берегу разлившейся реки. Как она и предполагала – до обеда не произошло ровным счетом ничего интересного.

Когда мужчины проснулись и не обнаружили девушку, то восприняли ее исчезновение как сигнал к действию. Они умылись, перекусили на скорую руку, и Малиновский отправился проверять снаряжение. Полундра было двинулся за ним, но капитан третьего ранга остановил его:

– Потом проверишь. Успеешь еще. Иди лучше снасти проверь.

– Какие снасти? – удивился Сергей.

– Рыбацкие, – спокойно ответил Малиновский. – Мы же на рыбалку приехали? Вот и делай вид, что рыбку ловишь. Под воду я пойду один.

– Как один? – обеспокоился Полундра. – Геннадий Геннадьевич, по инструкции… – начал было старший лейтенант, но Малиновский перебил:

– Так – один. Ты остаешься охранять лагерь. Мне что-то ни участковый этот не понравился, ни знакомый твой, которого ты вчера встретил, – обеспокоился капитан третьего ранга. – Стоит им в наше отсутствие пошарить по лагерю, и они быстро догадаются, что рыбалкой тут и не пахнет. А посему, Сережа, до обеда я поныряю один, – резюмировал Малиновский. – Наташа, я думаю, уже сканирует берег, а тебе придется заняться проверкой остального снаряжения, обедом и рыбалкой.

– Может, я пойду, Геннадий Геннадьевич? – предложил Полундра, но командир отрицательно покачал головой:

– Наныряешься еще после обеда, – обнадежил подчиненного капитан третьего ранга. – Да и не собираюсь я без карты углубляться в проходы. Пес его знает, что там такое может быть? Ты вчера провел надводную рекогносцировку, а я сегодня просто похожу под водой, присмотрюсь, принюхаюсь.

Через двадцать минут Малиновский ушел под воду, и Полундра остался один хозяйничать в лагере.

Будь старший лейтенант рыбаком, этот утренний клев он назвал бы сумасшедшим. Казалось, что рыба устроила соревнование, кто первой заглотнет крючок. Надергав минут за сорок почти полное ведерко, Александр для отвода глаз забросил удочки без насадки, подхватил улов и направился к стойбищу.

– Да, – задумчиво пробормотал он, очищая чешую с рыбешки, – что-то эта работенка мне больше напоминает пикник, чем боевое задание. Интересно, что я буду в докладе писать? Товарищ контр-адмирал, настоящим докладываю, что за время операции боевой пловец старший лейтенант Павлов с успехом собирал валежник, разжигал костер, варил уху, резал колбасу и прочий провиант, а также освоил смежную специальность: рыбак-любитель!

Одно ЧП за время дежурства Полундры все-таки произошло. Правда, довольно приятное. Часов около десяти к лагерю подкатили старенькие «Жигули». Одетый в гражданское платье плечистый молодой человек передал Сергею ключи от зажигания, и со словами: «Приказано передать машину в ваше распоряжение», – исчез, не проронив больше ни слова.

– И на том спасибо, – пробормотал ему в спину Полундра, пробуя на соль наваристую юшку, – колеса нам не помешают. Ноги бить по дорогам я не привык, – добавил старший лейтенант, с содроганием вспоминая вчерашний пятикилометровый марш с полной рыбацкой выкладкой.

К тринадцати ноль-ноль в лагере собралась вся троица. Уплетая наваристую похлебку, Наташа достала небольшой кусок пластика и протянула его мужчинам:

– Все входы в пещеры помечены крестиком, – пояснила она значки на составленной карте, – пунктиром помечены ответвления, которые были слабо выражены.

– То есть их может и не быть? – поинтересовался Малиновский.

– Да, – кивнула головой гидролог, – либо их нет, либо расположены достаточно глубоко от поверхности. Во всяком случае, за показания сканера я здесь ручаться не могу.

Капитан первого ранга выслушал доклад о машине, рассказал о своих наблюдениях и коротко приказал:

– Пятнадцать минут отдыхаете, потом берете лодку и начинаете обследование с первой пещеры. – Геннадий Геннадьевич вывел на пластиковой карте кружок. – Глубина здесь небольшая, лодку оставите на якоре. Я остаюсь в лагере. Старшим группы назначаю старшего лейтенанта Полундру. То есть – Павлова, – поправился он, лег у костра и с блаженством закурил.

Минут через сорок резиновая лодка подплыла к первой пещере. Полундра бросил небольшой якорь и вместе с девушкой стал облачаться в гидрокостюмы.