– Логично, – подтвердил предположение майора Анохин.

– И убийство на другого свалить. Все-таки три трупа – это многовато.

– Согласись, что профессионал с железными нервами и максимальной выдержкой работал. Я даже думаю, – продолжил Анохин, – что кто-то этим снайпером руководил. Знаешь, как у артиллеристов, наводчик существовал и находился где-то рядом.

– Может быть.

– Ну, это я так, между прочим, как говорится, не для протокола. Зачем еще снайперу отработанное оружие?

Майор задумался, мял в пальцах сигарету, молчал.

– Правильно молчишь. На хрен винтовка снайперу нужна! С ней уходить тяжело, а если прихватят, улика такая, что не отопрешься. Значит, она ему, винтовка, позарез нужна была, еще кого-то застрелить собирается. Как тебе такая мысль? Ты бы ведь сам, майор, бросил винтовку? И я бы бросил. А он ее с собой прихватил.

– Ну, мало ли что у него на уме! Кто ж знает?

– Тут ты прав, пока мы этого не знаем. Но почему-то думаю, что скоро узнаем, и еще появится труп, и пуля будет из одной и той же винтовки. Попомни мои слова, майор, ведь, наверное, тебе придется то дело в производство брать.

– Ладно тебе, Андрей Андреевич, накаркаешь. У меня и так три дела на столе.

– Одним больше, одним меньше… С тебя да и с меня не убудет. Здесь остаешься или на Петровку подкинуть?

– Здесь останусь, – сказал майор, – у ребят машина, сам доберусь.

На этот раз майор на полковника смотрел с удивлением. Ведь сразу он показался ему выскочкой, а мужик толковый, «фишку рубит», как говорит молодежь.

– Еще встретимся, майор. Москва – город большой, но тесный. А работы нам с тобой до пенсии хватит, поверь. Хотя что я тебя агитирую за советскую власть, сам небось знаешь.

По возрасту они были одногодками, но положение в обществе занимали абсолютно разное.

Что ему делать сразу, как окажется на свободе, Карл уже успел придумать, лежа в камере. Адвокат попался толковый, сумел вывести его из КПЗ под подписку о невыезде раньше, чем обещал. И трех дней не прошло.

Куда собирался отправиться смотрящий, туда и пошел.

Иногда вору в законе Олегу Карловичу Разумовскому хватало одного взгляда на человека, чтобы определить, в каком месте он прячет деньги. Многолетний опыт, природная наблюдательность и талант делали одежду на потенциальном клиенте прозрачной, словно она была соткана из воздуха. Карл даже отчета себе не отдавал, как это у него получается.

Заведующий реанимационным отделением ходил у двери, заложив руки за спину. На двери красовалась надпись, отбитая под трафарет, – «Реанимация». Такая же надпись была и над дверью. По вечерам матовое стекло светилось, и черно-коричневая надпись, почти непроницаемая для света, выглядела угрожающе. Сейчас плафон был выключен, на улице светило солнце, и заведующий пребывал в хорошем настроении.

Утром ему позвонили и попросили об одной незначительной услуге для очень влиятельного человека. Этим человеком был смотрящий по одному из районов Москвы. Однако, естественно, об этом врачу никто докладывать не собирался. Сказали лишь, что ровно в одиннадцать этот человек придет в реанимацию, и попросили заведующего отделением оказать ему всяческое содействие.

Врач, тридцатисемилетний Сергей Михайлович Потемкин, заволновался.

«Что же это за человек такой важный, если звонил заместитель министра здравоохранения, человек, перед которым врач больницы чуть ли не сознание теряет?»

Сергей Михайлович Потемкин безошибочно узнал этого человека. Карл поднимался по лестнице в накинутом на плечи халате. Было одиннадцать ноль пять. Гость опаздывал, но врач себя тотчас поправил:

«Такие гости задерживаются, а не опаздывают».

Карл подошел к врачу, кивнул и спокойным голосом, чуть глуховатым, произнес:

– Олег Карлович, – протянул руку, – вам звонили?

Врач на мгновение замешкался, пожал сухую крепкую ладонь и представился:

– Сергей Михайлович Потемкин. Прошу проходить.

Он открыл дверь и заспешил по длинному коридору с серыми стенами.

– Вот, собственно, и реанимация, Олег Карлович.

Гость шел не спеша. Запах больницы Карл не любил, как и запах тюрьмы. Потому что в больничных палатах он бывал, когда тянул срок.

– Катерина Васильевна Синицына поступила к нам сразу с улицы после того, как машина врезалась в ее киоск… – быстро говорил, словно докладывал начальству, заведующий отделением.

– Я знаю, когда она поступила.

– Состояние больной на текущий момент…

– Жить будет? – остановил разговорившегося врача Карл.

– Состояние больной тяжелое.

– Я спрашиваю, жить будет?

– У нас в отделении очень хорошие врачи, квалифицированные специалисты – хирурги, анестезиологи, терапевты, реаниматологи…

Карл положил руку на плечо врача.

– Сергей Михайлович, – голос Карла изменился, стал жестким, но металла в нем еще не было, – я спрашиваю, жить девчонка будет?

– Есть все предпосылки предполагать, что будет.

– Вы уж постарайтесь, – сказал Карл, – девчонка-то молодая, не пожила еще даже.

Заведующий отделением открыл дверь в палату. Вначале зашел сам, затем предложил гостю. Палата, в которой лежала Екатерина Синицына, была небольшая, может быть, метров двенадцать, на две кровати, одна из которых пустовала. Медсестра, сидевшая у кровати, как только открылась дверь и появился заведующий отделением, тут же вскочила и принялась поправлять подушку.

Сергей Михайлович взглядом спросил у сестры:

– Ну, как самочувствие больной?

– Три часа как пришла в себя. – И медсестра принялась перечислять, какие назначения были сделаны, какие процедуры выполнены, а какие еще предстоит выполнить.

Карл смотрел на девушку. Из-под бинта торчали пряди белых крашеных волос, губы были искусаны, на подбородке темнели ссадины. Левая рука – в гипсе, из него, как из норки, торчали кончики пальцев, бледно-розовые, с пошлым, поцарапанным черным маникюром, хотя ногти были довольно короткими. Нога, залитая в гипс, висела на сложной конструкции из блестящих труб, металлических тросиков и противовесов.

Карл абсолютно не слушал, что говорит медсестра, какие вопросы задает ей врач. Он смотрел на девушку, и та, похоже, почувствовала его пристальный взгляд. Темные ресницы задрожали, веки расклеились, девушка открыла глаза, и губы зашевелились.

– Она что-то просит, – сказал Карл.

Медсестра быстро наклонилась.

– Сейчас, сейчас, – сказала она, а затем пояснила: – Пить хочет. Сейчас я тебя напою. – Она отодвинула штатив капельницы, взглянула на перевернутую бутылку.

Жидкости оставалось с половину, она была неприятного голубоватого цвета, как огонь спиртовки. Медсестра попоила Синицыну, промокнула лицо влажной салфеткой и каким-то делано сердобольным голосом, чтобы слышал и важный гость, и шеф, сказала, как доложила:

– Через часок, голубушка, я тебе обезболивающий укол сделаю, и тебе станет лучше. Опять немного поспишь.

– Сергей Михайлович, – Карл знал, где лежат деньги у заведующего отделением, он видел сквозь белый