– Думаю, тебе лучше сразу лечь в постель, Алехандро.

– Мне нужно увидеть El Viejo.[61]

– Ты не в том состоянии, чтобы говорить с El Viejo. Ты сейчас готов сделать какую-нибудь глупость, что-нибудь, о чем потом будешь сожалеть. Повидайся с ним завтра. Так будет лучше.

– Послушай, он будет со мной встречаться или нет?

– Он хочет видеть тебя, – признал Пабст. – Он всегда хочет видеть тебя, Алехандро. Но ему не понравится, если он увидит тебя таким.

– Я думал, к этому времени он должен был уже привыкнуть к потрясениям, разве нет? Давай закончим этот разговор.

Пабст провел Алекса к отцу.

Гильермо Унгер был высокий, стройный человек лет около шестидесяти, в аккуратно завитом белокуром парике того самого цвета, каким бывает высококачественное сливочное масло. У него были очень светлые голубые глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков – несчастливое наследие длительных экспериментов с виртуальностью. Под мучнисто-белым слоем лекарственного грима опять полыхала россыпь чирьев из-за приема гормональных препаратов. На нем был льняной тропический костюм. Судя по виду, настроение у него было… нет, не хорошее; его настроение никогда нельзя было назвать хорошим, – но позитивное.

– Итак, ты вернулся, – проговорил он.

– Я некоторое время жил с Хуанитой.

– Я так и понял.

– Знаешь, papб… мне кажется, она мертва.

– Она не мертва. Мертвецы не читают свою электронную почту. – Отец вздохнул. – Она по-прежнему таскается с этим своим огромным тупоголовым ублюдком-математиком! Сейчас он утащил ее с собой куда-то в Нью-Мексико. Неудавшийся ученый, господи боже! Совершеннейший безумец. Она бросила все, она позволила ему сломать всю свою карьеру! Один только Бог теперь может помочь ей, Алехандро, – потому что Бог знает, что я этого не могу.

Алекс сел и закрыл ладонями лицо. Его глаза наполнились слезами.

– Я очень рад, что она еще жива.

– Алехандро, посмотри на меня. Зачем этот бумажный комбинезон, словно ты какой-нибудь бродяга с улицы? Почему эта грязь, Алехандро? Почему ты приходишь ко мне в кабинет в таком виде? Неужели ты не мог по крайней мере вымыться? Мы не бедняки, у нас есть душ.

– Papб, я вымылся настолько, насколько смог. Просто я побывал в центре большого торнадо, и грязь въелась слишком глубоко в кожу, ее не смыть. Так что прости, но придется подождать, пока не сотрется верхний слой кожи.

– Ты был в Оклахома-Сити? – спросил отец с неподдельным интересом.

– Нет, папа. Мы были в том месте, где ураган зародился. Мы преследовали его с самого начала и видели, как все происходило.

– Оклахома-Сити подвергся серьезному воздействию, – задумчиво проговорил Унгер-старший. – Это было очень значительное событие.

– Мы не были внутри Оклахома-Сити – и вообще, там ведь все погибли, разве не так?

– Не все. Едва ли больше, чем половина.

– Этого мы уже не видели. Мы наблюдали только за начальной стадией эф-шесть. Мы – то есть бригада… им хотелось проследить ураган с самого начала, из научных соображений, чтобы лучше понять его.

– Понять, вот как? Что-то не похоже! А знают ли они, почему ураган остановился так внезапно, сразу же после Оклахома-Сити?

– Нет. Я не знаю, удалось ли им понять это. Сомневаюсь, что они это поняли.

Алекс уставился на отца. Этот разговор не вел ни к чему. Он не знал, что говорить этому человеку. У него не осталось ничего, что он мог бы сказать ему – не считая отвратительной новости о том, что он находится на пороге смерти и кто-то из семьи должен присмотреть за ним, пока он умирает, в основном по формальным соображениям. И он не хотел, чтобы это вынуждена была делать Джейн. А кроме нее, отец был последним, кто оставался.

– Ну что ж, – проговорил Унтер-старший. – Я ждал, когда ты снова вернешься сюда, обратно к рассудку и здравому смыслу.

– Я вернулся, papб.

– Я пытался тебя отыскать. Без особого успеха, поскольку твоя сестра прятала тебя от меня.

– Она, э-э… Не могу сказать ничего в ее защиту, papб. Хуанита ужасно упрямая.

– Дело в том, что у меня для тебя хорошие новости, и именно поэтому я и хотел поговорить с тобой. Очень хорошие новости. Очень хорошие медицинские новости, Алекс.

Алекс хмыкнул. Он снова развалился в своем кресле.

– Вряд ли я сумею сам рассказать тебе все подробности, но мы уже некоторое время выплачиваем доктору Киндшеру предварительный гонорар, так что, как только я услышал, что ты вернулся, я тут же вызвал его.

Он провел рукой над линзой, вделанной в поверхность его письменного стола.

Доктор Киндшер вошел в кабинет – у Алекса было сильное подозрение, что доктора уже некоторое