– Я опять бросил.

– Я тоже, – солгал Макото и с наигранной небрежностью отбросил пачку «Севен Старс». После этого он открыл шкатулку из красного дерева и зажег туго свернутую самокрутку с марихуаной. Спичка упала на тяжелый ониксовый поднос.

– Скоро в Япония вернется «большой бум», – молвил он ни с того ни с сего.

– Да, так говорят. Каждому пузырьку свой «бум».

– Когда Япония богатая и счастливая, я вернусь жить. Я часто туда езжу. На студию. Но в Японии мертв дух. Всё запахнет гнилью.

– Давно нюхал Россию?

– Россия слишком много пьет, никогда не работает. Конечно разорение, – ответил Макото с улыбкой. – Но почему разоряются японцы? Японцы каждый день очень много работают. Почему, Регги?

– Ты и ответь. Откуда у меня ответы на все вопросы?

Макото втянул смолистый дымок, щелкнул крепкими пальцами гитариста и перешел на японский.

– Верно, ответов на все вопросы у тебя нет. Теперь это очевидно для нас обоих. Ведь ты проиграл пари.

– Проиграл.

– Француженка умерла, нанюхавшись кокаина в поганом отеле посреди Азии. – Старлиц смолчал. – Я думал, победишь ты, Регги. Мне, собственно, все равно. Дурацкое было пари. Зачем оно тебе понадобилось? Выигравший получает немножко денег. Проиграл ты. Придется тебе стать волшебником.

– Разве триста миллионов иен, не облагаемые налогом, – это мало? – спросил Старлиц по-английски. – Лично я нашел бы, как их истратить. После наступления Y2K такая куча иен любому сгодилась бы.

– Не такая уж это куча. – Макото пожал плечами. – Труднее всего дается первая сотня тысяч. Но ты проиграл, верно? – В его откровенном взгляде проклюнулся некоторый интерес.

– Проиграл. И стану волшебником. Для тебя. Совсем скоро.

– В чем главная ошибка?

– Я размышлял об этом. Серьезно. Легче всего заключить, что я все завалил по личным обстоятельствам. Из-за дочери, обязательств giri и ninjo и так далее. Да, я бросил «Большую Семерку», я сдался. Но если бы не появилась дочь, то возникла бы какая-нибудь другая причина. Напрасно я вообразил, что мы можем создать многонациональный поп-проект и заработать кучу денег, не располагая талантами, не вкладывая душу, без вдохновения, без малейшей музыкальной искренности.

– Тем не менее это звучит разумно. Главная современная тенденция в индустрии.

Старлиц развел руками.

– Конечно, мы с тобой могли бы создать успешный мировой поп-проект. У нас был капитал, технологии, связи. Но это не сошло бы мне с рук. Мир только выглядит донельзя циничным. Я нарушил главный закон повествования. Надо было знать, что какая-нибудь из девчонок в «Семерке» трагически погибнет, несмотря на то что весь проект – подделка и полная бессмыслица. – Старлиц вздохнул. – Причем не кто-нибудь, а именно Француженка! Это меня окончательно добило. Ведь она была самой лучшей, она знала, что участвует в голой видимости, лишенной содержания. И она была единственной среди них настоящей певицей.

– Теперь «Большая семерка» зарабатывает отличные деньги, – возразил Макото. – Гораздо больше прежнего.

– Это неудивительно!

– Хай, – аккуратно произнес Макото. – Твой турецкий друг, этот Мехмет Озбей-сан – весьма деловой господин, прирожденный импресарио. Деньги капают по часам, неделя за неделей. В ценных бумагах турецкого правительства! В дипломатических посылках! – Макото изучил тлеющий кончик самокрутки и увлажнил его, лизнув кончик пальца. – Наш прежний бухгалтер «Большой Семерки» – как его звали?..

– Ник.

– Ник. – Макото выдохнул дым и опять перешел на английский. – Британская полиция, они арестовали твоего Ника. В Стамбуле. Его сцапал Интерпол. Боюсь, твой друг Ник – не очень честный бухгалтер.

– Черт! Очень жаль. То есть Ника жаль. – Старлиц покачал головой. – Я должен был предвидеть, что он сорвется. Вернее, что его подставят. Я дорожил Ником, но для Озбея он был помехой. – Старлиц раздраженно почесал скулу. – У нас была деликатная договоренность. Ник обладал уникальными способностями, в самый раз для этого дерьмового проекта. Такие под ногами не валяются.

Макото погасил окурок.

– В Индонезии валютный кризис, – сурово молвил он. – Финансы Малайзии больны. В Японии уже восемь-девять лет продолжается спад. Гонконг держат за глотку новые китайские хозяева. То ли дело Центральная Азия: куча нефтяных денег и зачаточное проникновение поп-музыки! Я сочиняю песню специально для «Большой Семерки»! Так, ради удовольствия.

– Нет!.. – пробормотал пораженный Старлиц. – Скажи хотя бы, что ты не написал им хорошую песню!

– Слушай меня, Регги! – сказал Макото по-японски. – Знаю, я тебе обещал не давать группе приличных мелодий. Это было частью пари. Но теперь, после гибели девушки, наши прежние договоренности лишаются силы. Сознаюсь, я уже написал для «Большой Семерки» одну песню. В центральноазиатском ключе, с тувинским горловым пением. И это хит, братец. Величайший поп-хит, когда-либо впервые исполненный в Ташкенте.

В пику Макото Старлиц опять перешел на английский.

– Зачем ты так торопишься? Ты играешь с огнем! Разве ты этого не знаешь?