противоположным полом в этой жизни у него был явно мал – текучка заела.

Петр спустился по ступеням к двери в каюту на нижней палубе. Разобравшись с ключами, он нашел нужный и вставил его в замочную скважину. Неожиданно послышался громкий всплеск воды за бортом. Не было сомнений, что, а точнее – кто произвел этот звук. Петр, спотыкаясь в темноте о ступеньки, выскочил наверх. У борта лежали два темных комочка. В одном можно было признать вечернее платье Ксении, второй, совсем крохотный, явно был той принадлежностью, которая скрывалась под этим платьем. Туфли валялись в стороне, поодаль друг от друга, явно скинутые второпях и небрежно.

Петр разглядел на воде лишь круги, широко разошедшиеся по бухточке от кормы яхты. Он не знал, что предпринять. Ничего не указывало на случайное падение за борт или самоубийство методом утопления. Жгучее желание шампанского и последующее, явно здравомыслящее, раздевание не наводили на мысль, что Ксения захотела наложить на себя руки. Поэтому Петр решил малость погодить, прежде чем кидаться вниз головой в темный омут с целью спасения девицы. Тем более что и вода была явно не парной, какой и не может быть в конце мая, да и смокинг, взятый напрокат, не хотелось портить.

Ксения вынырнула метрах в пятнадцати от яхты. Она активно заработала руками, показывая неплохую технику кроля. Петр убедился, что его спутница вне всякой опасности, не машет, не кричит «помогите, люди добрые, тону», и двинулся, куда его и послали, за шампанским.

Открыв дверь, он нащупал на стенке выключатель и зажег свет. Аккумуляторы были заряжены хорошо, плафон на стене горел ярко. Каюта была поделена перегородкой из красного дерева на две половины. В первой стоял дубовый стол и массивные скамьи по бокам, на входе слева были встроены в боковую панель мойка и двухконфорочная газовая плита. Остальная площадь стен состояла из шкафов и шкафчиков с рядом иллюминаторов над ними. Вторая половина являла из-за полуоткрытой двери в перегородке двуспальную кровать едва не во всю ширину отсека.

Бар нашелся легко, со второй попытки. Сначала он открыл шкафчик с посудой, но уже за следующей дверцей обнаружил серьезную коллекцию солидных бутылок. Выбрав из трех видов шампанского одно – не читая названий, а просто по виду, Петр на всякий случай прихватил еще и небольшую треугольную бутылочку виски, рассудив, что после ночного купания в прохладной воде, возможно, понадобится растереть тело. А не понадобится, так и внутрь принять не грех. Кстати, шампанское ему как-то не понравилось. И рот вяжет, и в желудке сухо. Поэтому, с разрешения дамы, он бы предпочел заменить его на этот более крепкий напиток с бородатым генералом в конфедератке на этикетке.

Случайно краем глаза Петр заметил висящее у входа на стене в спальном отсеке нечто белое и объемное. Оно оказалось махровым халатом. Ничтоже сумняшеся, Петр прихватил и его. В вечернем платьишке после ночного купания Ксении вряд ли будет уютно. Взамен халата он снял с себя и повесил смокинг. Вечер был теплый, и рядом с дамой в халате вряд ли уместно смотрелся его официальный наряд. Подхватив шампанское, виски и фужеры, Петр поднялся на палубу.

Ночная купальщица уже подплывала к корме яхты. Поставив бутылки и посуду на выступ у края бортика и повесив халат на леер, Петр подошел к лесенке, которая была закреплена на корме. Ксения, показав из воды обнаженные плечи, взялась левой рукой за поручень и, широко улыбнувшись, протянула ему правую. Лишь пару секунд спустя Петр понял, почему ему сразу не пришлась по душе эта улыбка. Уж слишком доброй она была.

Мокрая ладонь на удивление крепко ухватила его пальцы, и в следующее мгновение, потеряв равновесие от сильного рывка, Петр уже летел с палубы в воду. Во время недолгого полета он сумел пережить два противоречивых чувства: досады, что его сделали как пацана, и глубокого удовлетворения от того, что он предусмотрительно оставил в каюте смокинг. Конечно, жалко было замочить пиджачок, но еще обиднее, если бы вымок конверт, покоящийся во внутреннем кармане. Худо-бедно, а в том конвертике лежал скромный банковский чек на десять тысяч долларов, который вручил от имени организаторов суперфинала новому чемпиону папаша озорницы, уронившей его с яхты. А когда Петр погрузился с головой, почему-то стало очень жалко шелковую бабочку, лаковые туфли, а также Коляна и Винта, которым придется сдавать прокатное имущество.

На удивление, вода не обожгла холодом, скорее – освежила. Вероятно, залив хорошо прогрелся за день на солнце. Петр вынырнул, сделал несколько гребков и лег на спину. Темный купол неба окончательно затянулся тучами, через которые не проглядывало ни единой звездочки. В брюках и туфлях плавать было не очень удобно, да и как-то разом ему стало неуютно болтаться в этой непроницаемо-мрачной воде под таким же неприветливым черным небом.

Петр подплыл к яхте и рывком поднялся на лесенку, а с нее – на палубу. Ксения стояла уже одетая в халат, но босиком. В руках она держала фужеры с шампанским. За недолгое время его купания «чужестранка» успела откупорить бутылку. Один фужер она протянула Петру, но он отрицательно покачал головой и кивнул на бутылку с виски.

– Молчаливый герой не желает шампанского? – удивленно состроила глазки Ксения.

– Герой желает после купания виски и еще – отшлепать девицу, уронившую его в воду, – незлобливо пробурчал Петр. – И то и другое – для сугрева.

– Дурная девочка, – согласилась Ксения. – Обидела...

Она нагнулась, поставила на палубу один фужер, подняла с бортика и протянула Петру бутылку с суровым генералом на этикетке. Во время этих перемещений как-то очень естественно тяжелая пола халата распахнулась, явив на свет весьма интересную для изучения ножку.

– Девочка, может, и ничего, да вот только имеет привычку хулиганить, – уже более миролюбиво сказал Петр, внимательно оглядев ножку, которая, похоже, прятаться не собиралась.

– «Может, и ничего»? – возмущенно воскликнула Ксения. – А вот это уже оскорблением припахивает, милостивый государь. Стреляться, и немедленно!

– Приношу глубочайшие извинения, сударыня, – раскланялся Петр. – Изменим формулировку на «очень даже ничего».

– Фи! Какой моветон! – фыркнула «чужестранка». – Ваш комплимент годится, пожалуй, для подворотни.

Она поставила на носок и еще больше обнажила ногу; халат будто сам собой съехал с одного плеча. Лукаво прищурившись, женщина посмотрела на Петра:

– Ну, я жду!

– Великолепно! – выдохнул Петр и щедро глотнул виски из горлышка.

– Уже лучше, – сказала Ксения и тоже отпила шампанское. – Еще...

– Несравненная! – выпалил Петр и еще плеснул себе в рот обжигающего напитка. – Рожденная из пены морской...

– Стоять, не двигаться! – строго повысила голос Ксения, заметив, что Петр в очередной раз сделал попытку приложиться к горлышку. – Остановимся на Афродите.

– У меня еще в запасе есть Венера, Диана, Клеопатра, царица Савская, Беатриче, Джульетта... – попытался возразить Петр, вытаскивая из дальних уголков памяти великие женские имена.

– Виски не хватит, – покачала головой Ксения. – Сделаем перерыв в комплиментах. А ну-ка раздевайтесь, да побыстрее. Я не желаю быть виновной в воспалении легких суперчемпиона. Развешивайте сушить одежду и бегом вниз в каюту.

Она решительно забрала у него бутылку, подхватила так и валяющиеся на палубе платье и трусики и пошла к ступенькам, ведущим в нижние помещения яхты. Команда на раздевание поступила как нельзя вовремя. Мокрая одежда холодила кожу, и его уже разок передернуло от подступающего озноба.

Петр мигом скинул с себя всю одежду и развесил ее на леерах. Согласно полученным ранее распоряжениям, далее следовало спускаться в каюту, однако он замешкался. Костюм Адама только звался костюмом. Хотя уже не оставалось сомнений в дальнейшем развертывании событий, были некоторые колебания в том, что явиться в таком виде на глаза даме еще время не настало. Похоже, у дамы сложилось такое же мнение. Из глубины яхты на поручни было небрежно выброшено большое цветное полотенце, в которое «Адам» и завернулся. Захватив сиротливо стоявшие у борта бутылку шампанского и фужер, Петр двинулся в каюту.

– Вот так уже лучше! – встретила его Ксения. Относилось ли это к тому, что он снял мокрую одежду или просто ее снял, понять было мудрено, да Петр этого и не хотел. Все шло так, как шло. Его плечи опять дернулись в ознобе. Майская ночь в Подмосковье явно не располагала к неге. Ксения заметила это и