– Тогда… тогда, раз уж так получилось… надо делать все здесь. В подвале. Привозить их сюда. – Егор выдавил это с трудом. – Раз уж так получилось… На дороге – это слишком опасно. Я не могу больше, я не ручаюсь там за себя… А в подвале… Никто ничего не услышит, там как эсэсовский бункер. А все… ну, что останется… можно будет в мешках вывезти потом… Тем более что нам ведь нужен только еще один, последний… Да? Последний, да? Женька больше не ошибется, не испортит. Я ему почки на… отобью, если только посмеет испортить на этот раз! – Дивиторский встал – от него разило коньяком, как из бочки. – Времени мало, конечно, остается, чтобы подходящего найти… И я тут подумал…

– Что? – Белогуров поморщился: пожалуй, правильнее было бы спросить, когда он успел подумать?

– Раз времени почти не остается и нужно скорей… Словом, тот парень, что тебе звонил. Ну, Пекин…

Белогуров снова не верил ушам своим.

– Я его видел в «Колорадо» несколько раз, – Дивиторский облизнул пересохшие губы. – Он то, что нам нужно. Лучше мы никогда не найдем. Даже если бы время было, все равно… И потом, это же можно легко организовать – если ты его сам позовешь, позвонишь ему, он примчится сюда, и мы…

– Да ты в своем уме? – Белогуров смотрел на собеседника как на ненормального. – Ты знаешь, что Салтычиха с нами сделает, если узнает?

– Он не узнает. Он никогда на нас не подумает, – Егор снова смотрел в окно на свое отражение на стекле, – ему и в голову не придет. Они с Пекином… Ну, у него ж, у твоего разлюбезного дяди Васи, на морде все ЭТО написано… А Пекин… Я в таких делах не ошибаюсь… Ну, словом, о том, что он к тебе в гости наведается, китаец докладывать Салтычихе ни за что не станет. Ты понимаешь, о чем я? Был китаец – и нет, сплыл. Исчез, испарился. Они с Шуркой Пришельцем последнее время на ножах. Кое-что не поделили, – Дивиторский криво усмехнулся. – Ясно или тебе по буквам объяснить? Я в «Колорадо» их обоих видел – как две собаки, давно бы глотку друг другу перервали, только педика-благодетеля своего страшатся. При таком раскладе, уж если на кого Салтычиха и подумает – то не на нас, а на Пришельца своего, хлыща с баками. Ну и пусть разбираются, а мы – в стороне. Ни тени подозрения. А для нас, нам все равно, Ванька, лучше этого китайца не найти. Видел материальчик какой исходный? Даже если бы и сроки не поджимали, все равно… Он ведь словно создан для того, чтобы…

Белогуров закрыл глаза. НЕТ, ОНИ ВСЕ ЖЕ ОБА СУМАСШЕДШИЕ. ЭТО У НИХ В РОДУ – БЕЗУМИЕ, ПАРАНОЙЯ… ЭТО ГЕНЫ ОДНИ И ТЕ ЖЕ…

– Пошли спать, – сказал он хрипло. – Завтра… договорим, точнее, сегодня, но позже. Мы сегодня закрыты. После такой ночи – какая уж работа…

– Ты только ответь – согласен?

– Я сказал – за… позже. Я ничего не решил. А ты, – Белогуров шагнул вплотную к Дивиторскому, наклонился, тот подумал – неужели ударит? Но Белогуров лишь коснулся легонько его волос. – А ты, Егор… я все тебя спросить хотел… Отчего за все эти годы ты в цирк ни ногой? Неужели не любопытно было бы взглянуть на… Ладно. Ну, словом – позже. Потом, не сейчас…

Шаги Белогурова затихли в коридоре, а Дивиторский все сидел, сгорбившись, в кресле.

Итак, случаи убийств учащались – Катя, узнав о новой трагедии в Солнцеве, сделала для себя точно такой же вывод, что и Колосов. Дело было московским «по территориальности», но эти ведомственные разграничения уже ничего не значили: столичный регион посетила общая беда – новая чума в лице новоявленного маньяка, а точнее – двух…

С утра Катя долго беседовала с Вороновым (от него и узнала про солнцевское дело). Известие о том, что наконец-то появились свидетели, – обрадовало. Сравнила информацию о солнцевской «копейке» и светлой легковушке, замеченной обывательницей «Вавилона»: цвет машины в обоих происшествиях почти совпадал, так что…

Однако существенных выводов делать все равно было пока не из чего. Машина? Да в Москве и области – тысячи таких светлых «Жигулей» первой, третьей, пятой модели. Свидетели? Полупьяные бомжи, наотрез отказывающиеся опознавать убийцу. А второго человека в той машине – шофера вообще никто не видел, так что…

Ей хотелось поделиться своими сомнениями с Колосовым. Но того, как всегда, не было на месте: он дежурил от руководства по главку и в качестве руководителя дежурной опергруппы был обязан выезжать на абсолютно все значимые происшествия. Дежурный сообщил, что в Стаханове на Клязьме совершена какая- то крупная кража из церкви – Колосов и «убыл руководить организацией раскрытия».

Весь день Катя трудолюбиво работала над материалами по задержанию банды Свайкина. Однако мысли ее постоянно возвращались к другим событиям. Наконец, не выдержав, она позвонила в отдел по розыску лиц, без вести пропавших, и установлению личности неопознанных трупов. Ее интересовало: пришли какие-нибудь данные, подтверждающие личность убитого в Кощеевке корейца? Тот ли он вообще, за кого его принимают? Но в отделе пропавших без вести ее огорчили: запросили по данным дактилоскопии и татуировки ГИЦ МВД, направили ориентировки в Йошкар-Олу – и ждем-с.

Катя даже расстроилась: то угрюмое колосовское «понятия не имею, что делать» начинало принимать все более масштабные размеры. Неужели только и осталось, что ждать появления нового обезглавленного трупа и снова пытаться найти на месте происшествия хоть какие-то улики? Но все эти улики: свидетельские показания, данные судебно-медицинской экспертизы, изъятые на месте фрагменты протектора – были столь зыбки и неопределенны, что найти по этой скудной информации подозреваемых – об этом даже думать было нечего. Так что же оставалось делать?

И тут ее осенило: как говаривали хоббиты, надо просто подумать своей головой. Точнее… и своей собственной, и светлыми мозгами Сережки Мещерского. Он воображает, что обладает выдающимися способностями в области дедукции, логики и абстрактного мышления. Это, конечно, слишком сильно сказано, однако, что греха таить, многие из его отвлеченных гипотез по прежним делам (по которым Катя, а несколько раз и сам Колосов просили у него совета) полностью подтверждались.

Мещерский быстро вникает в суть вопроса и умеет… не суммировать и обработать разрозненные данные, подобно дурацкому компьютеру, а вычленить из всего, порой скудного, хаоса сведений нечто главное, что и является основным стержнем происходящих событий.

Катя, не медля ни секунды, позвонила Мещерскому на работу. Он был занят, однако…