— Когда ты это заметила?

— Две или три недели назад.

Представитель Центра поблагодарил девушку за информацию и попросил позвать Адама.

Когда Станислава выходила, Антонов напомнил девушке, что ей не следует пока отлучаться из лагеря.

— Не преувеличиваете ли? — спросил его Бартек после того, как она вышла.

— О чем ты? — удивился Антонов, пристально посмотрев на Бартека. — Кто-то из них предатель. Вот уже пять недель, как радиостанция передает в Центр дезинформацию. Понимаешь? Необходимо тщательно проверить вашу агентурную сеть и обезвредить того, кто предал. Что со Сковронеком?

— У него фельдшер. Пополудни будем иметь возможность выслушать и его… Садись, Адам, — обратился он к входящему Прухналю, пытаясь этим смягчить неприятное впечатление от предстоящего разговора.

— Когда Юзеф сообщил об опасности? — последовал первый вопрос.

— В прошлый вторник. Я пришел на квартиру, где он проживал под именем Виталиса Казимируса, как обычно, снял показания счетчика и получил по счету за газ.

— Юзеф предупредил тогда, что за вами следят?

— Да. Приказал мне уходить в лес и забрать с собой Зарембскую, если я ей доверяю. У меня не было повода не доверять девушке.

— Он сказал, какая конкретно опасность угрожает вам?

— Нет, Юзеф никогда не говорил лишнего.

— А фамилия, имя? Неужели никого не называл?

— Нет. Сказал только, что нам угрожает опасность и может случиться провал агентурной сети.

— Однако он приказал тебе, несмотря на опасность, передать еще одно донесение в Центр. Что тебе известно о содержании этого донесения?

— Ничего. Донесения всегда были зашифрованы.

— В гестапо имеются неплохие специалисты по дешифровке.

— Вы подозреваете меня? Разве можно этим шутить?!

— Никто тебя не подозревает. Успокойся и возьми себя в руки.

— Если бы я был агентом гестапо, то уже давно выдал бы Юзефа. Только я один из всей нашей агентурной сети… — начал он и замолчал, вспомнив, что Юзеф еще не появился здесь.

— Да, конечно, — проговорил капитан Антонов, — только ты один из всей сети знал все четыре его квартиры и фамилии, которые он менял.

— Если вы меня подозреваете…

— Адама я знаю восемь лет, — сказал Бартек. — Если это имеет для вас какое-то значение, то могу поручиться за него.

Адам вышел.

— В этой истории мне что-то не нравится, — сказал Антонов. — Юзеф предупреждает их об опасности, а сам куда-то бесследно исчезает. Радиостанция целый месяц дезинформирует Центр, передает фальшивые донесения, а радист появляется у вас целый и невредимый.

— Это не совсем так, — возразил Бартек. — Он был серьезно ранен при побеге и чувствует себя очень плохо… Настораживает прежде всего сообщение Зарембской о том, что Сковронек был взволнован и чего-то боялся.

— Вот здесь как раз и зарыта собака, — отозвался Антонов. — Нам еще не все известно, и мы должны это выяснить. Логично было бы только одно объяснение: предал тот, кто знал Юзефа Подлясиньского. Позднее кому-то удалось напасть на след радиостанции, может быть, даже захватить ее вместе с радистом. Допустим, что Юзеф вне подозрения. Тогда следует предположить, что он получал донесения, уже кем-то препарированные, и, ничего не подозревая, передавал их на станцию, которая и дезинформировала Центр.

— Давайте не будем спешить с выводами. Подождем, что скажет радист, — заметил Бартек.

Сковронек наконец пришел в себя, хотя был еще слаб, рана беспокоила его.

— Когда я работал на передатчике, отстукивая последние слова донесения в Центр, — рассказывал он тихим голосом, — то услышал, как кто-то ломится в дверь. Это были немцы. Стереть на дверях условный знак уже не было возможности. Согласно инструкции, я пытался уничтожить прежде всего шифры. Бросил в камин их и донесение, которое получил в тот день. Но, как назло, поджечь не удавалось. Тогда решил полить керосином. Открыл двери на кухонную лестницу, но услышал, что и там немцы. Несколько солдат и два офицера… А потом вошел еще один в черном мундире. — Портной с трудом на миг прикрыл глаза, а потом снова открыл. — Когда вошел тот гестаповец в черном мундире, один из офицеров начал ему докладывать. Я запомнил даже фамилию того офицера: обер-лейтенант Клос… И тогда я, использовав замешательство, выскочил в окно. Едва я спрыгнул на землю, как почувствовал, что ранен, хотя выстрелов не слышал…

— Как фамилия того немецкого офицера? Повтори еще раз, — потребовал Антонов.

— Клос, — ответил слабеющим голосом портной. — Обер-лейтенант Клос.

Бартек, когда Сковронека унесли, хотел сказать Антонову, что он не раз встречался с Клосом, знает и ценит его. Но представитель Центра, как бы угадывая его мысли и упреждая, проговорил:

— Каждый агент может оказаться в безвыходном положении, а когда провал неминуем, у него остается выбор: или погибнуть, или предать. В последнем случае агент продолжает работать, но уже под руководством вражеской контрразведки.

— Не верю, чтобы «J-23»…

— Теперь все становится ясным. Немцы опасались, что рано или поздно мы поймем: «J-23» дезинформирует Центр. Боясь за свою шкуру, Клос вторгается в квартиру портного, где находится рация, чтобы ликвидировать радиста, который мог как-то сообщить в Центр о предательстве «J-23». У нас нет оснований не доверять портному.

Бартек кивнул, хотя уверенность, с какой этот человек высказал суждения, поразила его. Он обрадовался, когда вошел Адам и прервал их разговор. Адам сообщил, что прибыл Мундек, который всегда охранял Юзефа. Паренька пригласили к Антонову, однако он ничего вразумительного сказать не мог. С Юзефом он расстался около недели назад и с тех пор не видел. Он думал, что Юзеф уже в лесу, в партизанском отряде. И он, Мундек, пробирался в лес, но в Карчеве, где задержался на ночь, попал в облаву. Жандармы ходили по деревне, обыскивая каждый дом. Оказалось, что искали продовольствие.

— Видел ли ты того немецкого офицера, с которым встречался Юзеф? — спросил капитан Антонов.

— Да, — ответил паренек.

— Мог бы его узнать?

— Конечно.

— Завтра поедешь в Варшаву.

Бартек понял наконец, что имел в виду представитель Центра.

— Хотите, чтобы Мундек уничтожил «J-23», если он окажется предателем?

— В таких случаях нам предоставлено право выносить приговор именем закона, — сурово ответил Антонов. — А Мундек, как ты сказал, хороший стрелок.

— Но доказательства, какие доказательства?! — крикнул раздраженно Бартек.

— Идет война. Мы не имеем права подвергать опасности наших разведчиков. Именем закона…

Нейман был готов согласиться со своим шефом. Да, он идиот, дал себя провести. Но он был уверен, что уже держит в руках неуловимого «J-23», а этот хитрый вражеский агент ловко обвел его вокруг пальца и оставил в дураках.

Штандартенфюрер Лютцке раздраженно ходил по кабинету и выговаривал Нейману, что если ему