краю. Солдаты устали от насмешек рябого ефрейтора, который в любую минуту мог подать на них рапорт, от боязни попасть на Восточный фронт, в страну, где люди так же недружелюбны, а холод еще более ощутим.

— Завтра пошлю своей Гретхен посылку, — сказал один из солдат. — Немного солонины и чулки.

— Ты что, забыл, что нашему ефрейтору нужен гусь? — остановил его другой.

— Придется уважить этого мерзавца…

— Тихо! Слышишь, музыка…

Вскоре солдаты увидели в одном из домов незатемненное окно и услышали шум голосов. Стуча коваными каблуками, они поднялись по ступенькам на веранду. На их стук в дверь никто не отозвался, что было весьма странно. Низкорослый солдат с разбегу толкнул дверь и чуть не кубарем влетел в помещение. Вид офицерских шинелей на вешалке и шапок с эмблемами СС должен был бы отрезвить их, но, взбешенные тем, что к ним никто не вышел, они устремились к внутренним дверям, из-за которых доносились громкий смех и музыка. Низкорослый распахнул двери небольшого зала.

— Тихо! — крикнул он и внезапно умолк.

Другой, находясь еще в прихожей и не понимая, почему замолчал его напарник, громко скомандовал:

— Зашторить окно! — и, переступив порог, замер.

Штандартенфюрер Дибелиус, пошатываясь, поднялся, сделал шаг им навстречу.

— Господин штандартенфюрер, — пробормотал солдат, который вошел первым, — мы не знали, что…

— Молчать! — крикнул Дибелиус. — Я не разрешал вам говорить! Запомните: там, где я нахожусь, выполняется мой приказ, понятно?

Солдаты попятились.

— Кто вам позволил отойти? — закричал Дибелиус. — Отправлю на Восток! — Он едва не задохнулся от крика.

— Но, дорогой Дибелиус, — успокаивал его Вонсовский, — эти солдаты не имели плохих намерений. В конце концов, это хорошо, что немецкие солдаты заботятся о точном выполнении распоряжении властей. Это моя вина: так редко бываю в этом домике, что даже не распорядился, чтобы зашторили окна. Франтишек, — обратился он к камердинеру, — проследи, чтобы в следующий раз…

— Так точно, господин граф.

— А теперь убирайтесь! — закричал Дибелиус.

— Минуточку, — сказал Вонсовский. Солдаты остановились в недоумении. — Франтишек, — обратился граф к камердинеру, — проводи этих парней на кухню, пусть им дадут что-нибудь поесть и водки, чтобы разогрелись и выпили за здоровье господина штандартенфюрера Дибелиуса.

— Вы обезоружили меня, дорогой Вонсовский, совсем обезоружили. Идите, — широким жестом он указал солдатам на дверь, — и никогда больше не интересуйтесь светомаскировкий в этом доме и не беспокойте моего друга господина Вонсовского. Знаете ли вы, тупицы, мы установили с господином графом, что в тысяча девятьсот одиннадцатом граф и я жили в Мюнхене на одной улице, питались в одном и том же ресторане, ходили в один и тот же бордель — и не знали друг друга. — Пьяным жестом он попытался обнять Вонсовского.

Офицеры встали, поднимая бокалы. Дибелиус схватил стакан, налил его до краев и с размаху стукнул о бокал Вонсовского. Кто-то из молодых офицеров затянул корпорантскую песню. Дибелиус грузно опирался на плечо Вонсовского.

— Друзья, — пробормотал штандартенфюрер, — кажется, я выпил немного лишнего. Покажите, где у вас туалетная комната, — обратился он к Вонсовскому.

Дибелиус неверной походкой пошел в указанном направлении, открыл кран и подставил под широкую струю воды лицо, массируя ладонями одутловатые щеки. Потом, не оборачиваясь, потянулся в сторону полки с полотенцами, но внезапно поскользнулся на мокром полу, упал и вдруг почувствовал неодолимое желание уснуть. И это ему, может быть, даже и удалось бы, но капающая из крана вода не давала покоя. Борясь с охватившей его сонливостью, он поискал взглядом, за что бы уцепиться руками, увидел раковину. И схватился за ее край, но сорвался и снова упал. Раковина под тяжестью его тела отделилась от стены, открыв темную нишу.

Сначала Дибелиус решил, что ниша — плод его воображения. Встал он неожиданно легко. Ударил себя несколько раз по лицу, окончательно прогоняя опьянение, и снова посмотрел в сторону ниши, но она не исчезала. Все еще не веря глазам, протянул руку и, нащупав какой-то предмет, вытащил его. Им оказалась аккуратно запечатанная, как будто только из банка, толстая пачка стодолларовых банкнот.

Снова просунув руку в нишу, Дибелиус извлек оттуда пачку сигарет. Пачка была открыта, но в ней вместо сигарет оказалось несколько роликов узенькой фотопленки. Дибелиус сразу отрезвел. Он присел на край ванны, на минуту задумался, пристально глядя на банкноты и коробку от сигарет. Затем положил найденные предметы в нишу, подтянул раковину. Она встала на свое место неожиданно легко.

— Не Рейнер король сегодняшней охоты, а я — штандартенфюрер Макс Дибелиус, — сказал он, обращаясь к своему отражению в зеркале. Отражение заморгало небольшими, но теперь уже действительно трезвыми глазами.

В столовой никого не было — это было ему на руку. Дибелиус подошел к висящему на стене старомодному телефонному аппарату и потребовал немедленно соединять его с Варшавой.

Дежурный быстро отозвался, на телефонный звонок.

— Шесть человек охраны! — приказал Дибелиус и повесил трубку, не желая давать объяснения.

Гости графа уже собирались уезжать. Поочередно подходили к Вонсовскому и пожимали ему на прощание руку, а тот с обаятельной улыбкой говорил каждому, что это он должен их благодарить за оказанную честь.

Дибелиус устроился в глубоком кресле, стоящем около камина, вытянул перед собой ноги и грыз незажженную сигару.

— Вы не едете, господин штандартенфюрер? — обратился к нему щуплый полковник саперных войск с длинной морщинистой шеей ощипанного индюка, на которой болтался Железный крест.

— Что-то забарахлил мотор в моей машине, — солгал второпях Дибелиус.

— Мы с удовольствием подвезем вас, — предложил майор авиации.

— Благодарю, — ответил Дибелиус. — Я уже позвонил, чтобы за мной прислали другую машину. Подожду. Если, конечно, позволит хозяин.

— Конечно, господин штандартенфюрер, — сказал граф. — Если вы неважно себя чувствуете…

— Чувствую себя превосходно. Давно не чувствовал себя так хорошо.

— Я имел в виду, — уточнил Вонсовский, — предложить вам комнату для гостей. Франтишек хорошо натопил. Отдохните, господин штандартенфюрер, а утром приятнее ехать. Лес, покрытый снегом, выглядит прекрасно.

— Хорошо, господин Вонсовский, — согласился Дибелиус. — Однако я не могу себе позволить заснуть этой ночью даже в столь прекрасной комнате, которую так хорошо натопил ваш Франтишек. Я должен еще поработать.

За окном заурчали моторы отъезжающих автомашин. Дибелиус, удобно расположившись в кресле, дымил сигарой, которую только что прикурил от горящей головешки из камина.

— Вы необыкновенный человек, господин Дибелиус, — вздохнул Вонсовский, опускаясь в кресло напротив. — После такого дня вы еще думаете работать? Но я верю вам, хотя полчаса назад готов был дать голову на отсечение, что вы пойдете спать. Это и есть характерная особенность настоящего немца, у которого служебные обязанности превыше всего. Если бы мои соотечественники следовали тому же правилу, может быть, история была бы к ним более снисходительна. Но что поделаешь, мы любим слишком много говорить и митинговать…

— Но вы также любите поесть и попить — это мне нравится.

— Может быть, еще выпьем немного наливки? Готовил ее Франтишек по рецепту своей матери, которая служила экономкой в имении моей матери, графини фон Эксендорф.

— С удовольствием отведаю наливки с такой родословной.

Франтишек как будто только этого и ждал. В руках у него оказался поднос, на котором стоял