– Передаю командование дивизией полковнику Хоменко, – первое, что смогла разобрать Звонарёва. – Перевязывайте сначала раненых солдат, а потом уж меня, я подожду, – добавил он, помолчав.
– Вы сами находитесь в тяжёлом состоянии. У Вас ранены обе ноги.
– Неужели ампутация? – взволновался генерал.
Звонарёва поспешила его успокоить, но, глядя на размозжённые кости и рваные раны, с сомнением покачала головой и тяжело вздохнула.
Когда перевязка была окончена, генерала перенесли в штабную машину. Он подозвал к себе уже подъехавшего к переправе Хоменко и попросил его представить к награде Блохина. Микулин хотел лично поблагодарить солдата за спасение, но Блохин исчез, как в воду канул.
Автомобиль тихонько тронулся.
– Отвоевался наш генерал, – грустно проговорила Звонарёва, когда машина отъехала. – Ему ампутируют обе ноги. В его годы трудно надеяться на благополучный исход такой тяжёлой операции.
С темнотой бой постепенно прекратился, и части стали окапываться на занятых рубежах. Хоменко верхом на лошади объезжал полки своей дивизии и благодарил солдат за боевую службу. Солдаты, окрыленные успехом, оглушительно выкрикивал «рады стараться» и обещали на следующий день окончательно добить немцев.
Борейко продолжал объединять группу из шести лёгких и тяжёлых батарей, так как Хоменко не хотел и слышать о возвращении его в батарею. Он возбудил ходатайство о производстве капитана в подполковники за боевые отличия и назначении его командиром приданных дивизии тяжёлых и гаубичных батарей.
Ночь не сулила отдыха тяжёлым батареям. Им было приказано к утру перенести позицию почти на двадцать километров вперёд. Получив этот приказ, даже невозмутимый Звонарёв крепко выругал своего друга Борейко и приступил к подготовке громадных пушек к ночному переходу.
Наступила ночь. Напряжение многодневных боёв сказывалось всё сильнее, люди валились на землю и засыпали мёртвым сном. Сам Хоменко едва держался на ногах от усталости. Даже неутомимая Варя сдала и отказалась от сложных операций. Под утро и её сморил сон.
Всю ночь двенадцатидюймовая батарея тащилась по разбитым просёлочным дорогам. Мощные автотягачи с трудом преодолевали многочисленные выбоины и ухабы, автомобили с людьми и боеприпасами буксовали в топких низинах и болотах. Несколько раз батарею нагонял Блохин с категорическим приказом Борейко поторопиться. Незадолго до рассвета батарею встретил и сам капитан.
– Тебе, Сергей, следует поучиться у твоей супруги. Её за хвост не удержишь – так и рвётся вперёд, а тебя не знаю за какое место надо тянуть, чтобы ты быстрее поворачивался, – недовольно гудел Борейко, выслушивая длинные объяснения своего старшего офицера.
Разгромленные австро-германские части на следующий день продолжали свой отход на северо-запад, за реку Стоход.
Около полудня Звонарёва со своим отрядом переезжала на новое место. В автомобиле кроме неё, сидели обе сестры и Кремнёв. Капитан ещё не вполне оправился от контузии и жаловался на головную боль. Ветрова заботливо ухаживала за ним, нежно глядя на героя вчерашнего боя. С того момента, когда бесчувственного Кремнёва принесли на перевязочный пункт, она ни на минуту не отходила от него, умоляя Звонарёву спасти капитана.
– Я сойду с ума, если только он умрёт! – в отчаянии говорила она.
– Но ты ведь замужем, – удивилась Варя.
– Ничего подобного. Это я всё придумала. Думала, что на фронте среди мужчин девушке трудно. Будут приставать… – призналась Таня.
Всхлипывая, она рассказала, как сразу после первого знакомства ей понравился Кремнёв, как потом желание его видеть, радость коротких свиданий – всё это переросло в большое чувство. Но признаться ему боялась. Зачем? Кругом война, ужас, смерть, разве могут они мечтать о счастье… Но теперь молчать она больше не может. Она знает, что он любит её. А любить друг друга и есть счастье. Зачем же обкрадывать себя?
– Глупенькая ты ещё… Скажи ему. Это поможет лучше всяких лекарств, – улыбнулась Варя.
В своём прогнозе она не ошиблась. После разговора с Таней капитан сразу почувствовал себя значительно бодрее.
К автомобилю подъехал Павленко и справился о здоровье своего командира.
– У нас всё благополучно. Рана Сологубенко почти зажила, так что ты можешь не беспокоиться за батарею, там всё в полном порядке, – закончил прапорщик.
– Да, да Александру Васильевичу надо ещё несколько дней отдохнуть у нас, – присоединилась Ветрова.
Варя только качала головой.
– У нас не госпиталь, Танюша! Мы должны или эвакуировать в тыл, или возвращать в строй.
– Мы временно зачислим капитана Кремнёва в санитары, – нашлась сестра милосердия и сама смутилась от такого явного проявления своих чувств.
В это время мимо автомобиля стремительно проскакал Кубанский казачий полк. Все в тёмно-малиновых черкесках и бешметах, кубанках, с винтовками за плечами, шашками на боку, кинжалами у пояса, рослые и загорелые. Смотреть на них без восторга было невозможно.
– Наши, наши едут! – вскочила Варя, махая платком.
Лихо заломив шапки, казаки весело смотрели на Звонарёву. Миновав санитарный автомобиль, они съехали с дороги и в поле перестроились для атаки. Заиграли трубы, блеснули на солнце шашки, и вся конная масса двинулась вперёд всё ускоряющимся аллюром.
– Полевым намётом! – донеслась команда, и весь полк утонул в облаке пыли, поднятой копытами сотен