– Но мы не умеем прыгать с парашютом, – возразил командир тяжёлой батареи.

– Я сегодня впервые в жизни проделал такой воздушный эксперимент, и, как видите, вполне удачно, невзирая на свой рост и вес.

Командиры нехотя повиновались.

Несмотря на острую боль, Борейко продолжал оставаться на вышке, наблюдая за действиями артиллерии на своём участке.

– Все намеченные укреплённые точки основательно разрушены. Зато немецкие батареи, по всей вероятности, уцелели, – резюмировал он, внимательно осмотрев в бинокль линию немецких окопов.

– Разведчикам следовало бы провести усиленные поиски. Возможно, что немцы примут их за атакующие части, откроют артиллерийский огонь и обнаружат своё расположение, – предложил Звонарёв.

– Неплохая идея. Сейчас же договорюсь об этом с Хоменко и заставлю в это время подняться на колбасе наших мортирщиков и тяжёлых, пусть полюбуются на германские батареи.

Условившись по телефону с пехотой о высылке разведчиков, Борейко предложил командирам тяжёлой и мортирной батарей следить с аэростата за немецкой артиллерией и открыть огонь по всем намеченным батареям противника.

Но немцы разгадали план капитана и открыли по разведчикам лишь слабый огонь, и то лёгких батарей. Артиллерия противника в первый день артиллерийской подготовки осталась невредимой. С темнотой в палатке Борейко собрались все командиры батарей, приданных Кузнецкому полку. Тут же находились и Хоменко. Необходимо было срочно обсудить боевую обстановку. Командиры поочерёдно доложили о выполнении всех поставленных задач.

– С рассветом мой полк должен двинуться вперёд. Я прошу Вас поддержать меня огнём всех своих орудий, – обратился к артиллеристам полковник.

– Само собой разумеется, что полк только тогда двинется вперёд, когда вся артиллерия противника будет полностью уничтожена. Кроме того, Вас будут сопровождать при наступлении батареи Кремнёва и Бояровского, сказал Борейко. – На них я возлагаю обязанность: подавлять огнём, прямой наводкой, все огневые точки, которые обнаружат себя.

– Будет в точности исполнено, – отозвались в один голос оба командира.

– Теперь хочу я с Вами, господа командиры, побалакать по секретному делу: появились у нас шпигуны и мерзотники, що смущают солдат подпольными листами. Ось побачте! – И Хоменко протянул листовку Донского комитета РСДРП, которую читал Солопов. – Ци шкидники перед боем смущают солдатскую душу всякими мерзостями. Есть у меня сведения, что ци листы с Ваших гарматов, Борейко. Там много мастеровщины с Питера, она и привезла с собой прокламации. Треба вчиныть у усих ротах, батареях и командах обыск и цю мерзостину изъять, а виновных в распространении предать суду, – решительно предложил Хоменко. – Сегодня в вечер и за ночь обыскать все места и Уничтожить всю нелегальщину.

– Бесполезно, господин полковник! Надо обыскивать не роты и батареи, а всю округу, все деревья в лесу, все ямы в поле, все хаты и сараи в деревне. И всё же мы едва ли что-либо найдём, – возразил Борейко. – Пока мы сюда добрались, я раз пять перетряхивал всё имущество батареи и солдат – и ничего не нашёл. Да и без листков солдаты всё время ведут разговоры на ту же тему, что изложена в листках. Политическая обстановка в стране не может не отражаться на настроении солдат.

– Надо вести разъяснительную работу среди солдат, – вставил Кремнёв.

– Трудно разъяснить тебе, что ты сыт, когда у тебя в брюхе пусто, усмехнулся Борейко. – А бороться с рапостранением нелегальщины должна жандармерия. Мы заняты подготовкой к предстоящему наступлению и нам не до политики.

– Всё же я предлагаю всем командирам произвести обыски в своих частях. Надо всё-таки изъять прокламации, – распорядился Хоменко.

На этом совещание кончилось.

Звонарёв пошёл проводить Хоменко до домика лесника, надеясь повидать жену, но её на перевязочном пункте не оказалось. Вместе с Ветровой и Осипенко она уже перебралась в окопы пехотного полка, где и решила обосноваться на время наступления.

Хоменко пришёл в восторг от такой предприимчивости Звонарёвой и не стал слушать Емельянова.

– Ведь это просто бабье сумасбродство, – тонким голосом жаловался уполномоченный. – Всякий раненый стремиться прежде всего попасть в безопасное место. Да и медицинский персонал под огнём будет работать плохо. Какая уж тут работа, когда кругом снаряды рвутся.

– Бегут из боя только трусы, а чем скорее раненым будет оказана помощь, тем лучше. Это им сохранит жизнь. Что же ещё нужно для солдата и командира? Неужели не ясно. что поступок госпожи Звонарёвой правилен и благороден? – отрезал полковник и отправился дальше.

Варю Хоменко нашёл в своём блиндаже.

– Надеюсь, Вы не в претензии, Михаил Игнатьевич, что мы выселили Вас к телефонистам, а сами обосновались здесь? – встретила его Звонарёва.

– В тесноте, да не в обиде, лишь бы раненым было хорошо да Вам, врачам и сёстрам, удобно работать. За всю войну первый раз вижу, чтобы передовой перевязочный пункт действительно оказался передовым и располагался в пехотных окопах.

К перевязочному пункту начали собираться ротные фельдшера и санитары. Они с любопытством поглядывали на Варю и сестёр милосердия.

– Неужто и в бою Вы останетесь тут? – спрашивали солдаты.

Вы будете здесь, отчего же и нам не остаться? – отвечала Варя.

– Так мы солдаты, мужчины, а Вы женщины – доктор да сёстры.

– Вот именно – врачи да сёстры. И быть здесь наш долг. Какие же мы тогда сёстры милосердия, если за милосердием Вам придётся тащиться версту с гаком?